– Я пыталась действовать убеждением, – продолжала между тем Шульц. – Но приходит момент, когда слова перестают работать. Тогда приходит время употребить власть. Перед вами позорный столб. Петра Лопес, именем Терры я приговариваю тебя к суткам у позорного столба! Привести приговор в исполнение!

По всей видимости, процедура наказания была разработана заранее. Вацек подвел Петру к столбу, завел за него ее руки и связал их веревкой. После этого, надрезав ножом, он рывком сорвал с девушки одежду. Клочья материи упали к ее ногам.

Толпа ахнула.

– Запрещается давать приговоренной еду и питье, – объявила Силке. – Запрещается разговаривать с приговоренной. Запрещается укрывать ее от солнца и дождя.

Шульц замолчала, обводя взглядом собравшихся.

– На этом все, – произнесла она затем. – Все могут расходиться.

Вечером через два дня, едва почувствовав в себе силы подняться с кровати, Петра взяла со стеллажа рюкзак, положила в него спички, рыболовные крючки, моток лески, сухой паек, оставшийся у нее еще с катера, кружку, фонарик, кое-что из одежды, бросила сверху фотографию их пятерки и, как только стемнело, покинула поселок. Оружия у нее не нашлось, но она прихватила с собой топорик и забытый кем-то в столовой перочинный нож. Сил особо таиться у Лопес не было, но как раз подошло время ужина, и на пути ей не встретилось ни души.

Двигаясь вдоль берега реки, Петра пересекла поляну и углубилась в лес. Не разбирая дороги, она шагала среди деревьев. Распростертые ветви цепляли ее за руки и за лямки рюкзака, норовя сбросить его на землю, острые колючки рвали одежду, царапали кожу на кистях и на лице, толстые корни заставляли то и дело спотыкаться. Однако Лопес поднималась и упрямо шла вперед. Единственной ее мыслью было не потерять из виду лунную дорожку на широкой глади реки, проглядывающую между стволов.

Не замечая ничего, кроме этого мерцающего серебристого отблеска, она шла так почти до рассвета, когда, споткнувшись в очередной раз, поняла, что сил, чтобы вновь встать на ноги, нет. Закрыв глаза, она осталась лежать – в той же позе, в какой коснулась земли. Это был не сон – скорее, не приносящее облегчения забытье. Но в нем, тем не менее, присутствовали сны. В них она не переставала идти, падать, вставать и снова идти. И когда сознание вернулось к Лопес, она тут же продолжила свой путь.

По дороге ей попалось несколько уже знакомых по поселку крупных ягод, они и пошли Петре на завтрак и обед. Несколько раз Лопес подходила к реке, чтобы напиться, а однажды, сбросив одежду, выкупалась. Мягкая холодная вода унимала боль, возвращая телу иллюзию бодрости.