Подхватив свою так и не просохшую рубашку, Крим отправился дальше. Теперь он внимательно всматривался во все окрестные кусты, осторожно выглядывал из-за стволов, тщательно прислушивался ко всем доносящимся звукам, однако больше дичи ему не попадалось. Не попадалось и воды, что огорчало его гораздо больше. Пить хотелось нестерпимо.

Ближе к закату стало прохладнее, и Шторр надел рубашку. Влажная ткань неприятно липла к потному телу, но зато предохраняла от веток и колючек, которых в сумерках словно бы стало больше. Копье оттягивало руку. Крим было положил его на плечо, но так оно стало цепляться за кусты и деревья, пришлось вновь нести его на весу. С ножом идти было не в пример удобнее.

Под ногами захлюпало. Нагнувшись, Шторр понял, что зашел в болото. Вода! Крим присмотрелся. Да, это была вода. Но вот вопрос: можно ли ее такую пить? Жидкость под ногами была мутной, к тому же источала резкий, довольно неприятный запах.

И тем не менее, это была вода.

Пройдя вперед еще несколько шагов, Крим прислонил копье к дереву, выбрав, как ему казалось, место почище, зачерпнул горстями жидкость и жадно сделал несколько глотков. За первой горстью последовала вторая, за ней – третья. Вкус у воды был горьковатый, но жажду она утоляла хорошо.

Закончив пить, Шторр умыл лицо и, подобрав копье, двинулся вперед. Через пятнадцать минут он выбрался на сухой пригорок. Рассудив, что хищники едва ли станут преследовать его посреди болота, он опустился на землю и, удовлетворенно похлопав ладонью по наполненному животу, погрузился в сон.

Проснулся Крим от резкой боли в животе. В желудке его бушевал шторм, кишки словно кто-то завязал в тугой узел, при этом продолжая перекручивать в разные стороны. Подкатила тошнота.

Поход до ветру делу не помог, как будто бы даже наоборот, подступила новая волна боли. Схватившись за живот руками, Крим не смог сдержать стона. На лбу у него выступили крупные капли пота, из глаз брызнули слезы.

– Эх, говорила сестрица, не пей из козлиного копытца… – процедил он сквозь сжатые зубы.

Приступы боли, то нарастая, то вроде бы немного затихая, продолжались весь день. Крим метался в бреду, несколько раз терял сознание, когда же оно возвращалось, единственной его мечтой было вновь отключиться. Во время одного из припадков он рассек бровь о ствол дерева, кровь залила глаз, тонкой струйкой стекла до уголка пересохших губ. От ее соленого вкуса Шторра вырвало.

К ночи последние остатки сил покинули его, и Крим впал в тягучее, без сновидений, забытье, придя в себя лишь на следующий день. Боли не было, но тело поразила такая слабость, что Шторр едва смог приподняться на локтях. Переждав нахлынувшее головокружение, Крим нащупал рукой древко своего копья и, опираясь на него, встал сначала на колени, а потом и во весь рост. Подождав несколько минут, он сделал нетвердый шаг, переставил копье немного вперед и, навалившись на древко, подтянул вторую ногу. Убедившись, что, несмотря ни на что, может идти, землянин заковылял к болоту.