– Да. Вот почему им требовались теплицы. Им нужно было как можно скорее отправить «Искатель», чтобы он добрался до Земли и доставил их просьбу о помощи. Они рассчитывали, что на Марголии останутся выжившие, но, вероятно, не полагались на «Искатель», хотя иного варианта у них не было. Они знали, что Бальфур рано или поздно станет обитаем, а условия на Марголии – невыносимыми. И поэтому, прежде чем снять запасные части с «Бремерхафена», они воспользовались им, чтобы доставить сколько-то народу к Бальфуру. Лишь потом они послали «Искатель». Те, кто прилетел сюда, оставались на орбите сорок или пятьдесят лет, пока условия на поверхности не нормализовались, а потом высадились на планете и обосновались там.
– Вот почему на «Бремерхафене» не было челнока, – догадалась я.
– Именно. Он где-то там, внизу.
– Сколько, по-твоему, их было? – спросила я.
– Не знаю. Вряд ли много – столько, сколько они могли взять на борт. Наверное, несколько сотен человек или даже меньше. Чем меньше людей прилетело бы, тем выше были бы их шансы. Какова минимальная численность человеческого сообщества, необходимая для безопасного воспроизводства?
Никто не знал. Шара смотрела на голубую планету.
– Жаль, – сказала она.
– Почему? Ты о чем? – спросила я.
– Кавалерия прибыла слишком поздно.
Внезапно перед нами снова возник океан. Позади нас солнце-карлик ушло за край планеты. Море было голубым, гладким и спокойным. Мы устремились в направлении мрака.
– Эта местность, – сказала Шара, – вероятно, единственная на планете, где температура приемлема. Я думаю вот что…
Мы так и не узнали, что думает Шара: она замолчала, вскрикнула и показала на экран. Что-то в океане.
– Можешь увеличить? – спросила она. – Похоже на…
На корабль.
Мы видели только след на воде – объект, оставлявший его, был слишком мал.
– Может, это просто крупная рыба, – сказал Алекс. Я попыталась увеличить картинку, но она стала слишком размытой. – Черт побери, – пробормотал он.
Подтверждение пришло с «Гонсалеса»: приближаясь к планете, он смог воспользоваться своими телескопами. Никогда не забуду первых слов Бранкова:
– Господи, Алекс, они живы!