Словно сквозь слой ваты слышались голоса: мужской и женский. При этом говорили полную тарабарщину.

Голос мужчины был сух, спокоен, и даже присутствовали нотки властности. У женского голоса были оттенки бархатистости, мягкости и чего-то, что притягивало к себе внимание и желание слушать этот голос дальше и дальше, даже боль уходила на второй план.

— Ликурум на нелло… хотя кто знает, сколько займет циклов полная ассимиляция его клеток памяти. Это существо хоть и похоже… тара лем канво…на расу "Нильвов", но оно хрупко, как тонкий сосуд.

— Мне без разницы, Шиль-та-лори. Запускай следующую стадию… кирхим веро…иначе не успеем к прибытию Дельвов. Они пунктуальны до сотой доли цикла.

— Процесс уже запущен, Локкоса мео!

— Замечательно, что ж, нусса, ты теперь я, а я — теперь свободный от преследования хонти.

Сознание померкло.

Когда в следующий раз я пришел в себя, отсутствие боли и иных ощущений заставили меня встрепенуться и попытаться пошевелиться. Но куда там.

Я был пристегнут широкими лентами к какой-то поверхности белого цвета, как и вся сферическая комната. И больше ничего. Ни стула, стола, или даже двери, или источника освещения. Идеальная белая сфера, или полусфера, ибо из-за фиксации головы я не мог посмотреть по сторонам, только косить глазами.

— Проклятье! Где я, черт побери. И чья это шутка?

Стоило мне только договорить, как все мышцы тела свело судорогой и дикой болью. Воздух в легких словно превратился в вулканическую лаву, настолько сильна была боль.