— Придется для пользы дела сыграть на наименее добропорядочных свойствах человеческого характера. Я направляюсь вниз, в лабораторию планетологии, и затеваю авантюру. Я собираюсь спросить химиков, что именно захватило в тиски «Квембли», и когда они ответят, что не знают, поскольку у них нет образцов этой дряни, я спрошу — как же так? Я спрошу: почему они до сих пор удовольствовались лишь сейсмическими нейтринными данными, когда с таким же успехом можно было анализировать минеральные образцы, доставленные сюда с каждой из точек, где останавливался, хотя бы минут на десять, месклинитский крейсер?

Если ты предпочитаешь воззвать к более высоким человеческим эмоциям, то заранее подготовь душераздирающие реплики о жестокости людей по отношению к твоему другу Битчермарлфу, оставшемуся по нашей вине медленно задыхаться в чужом мире, находящемся во многих парсеках от родного дома. Мы используем и эти аргументы, если придется вынести спор на более высокий уровень — скажем, на суд общественного мнения. Не думаю, что дело дойдет до этого, но сейчас я не в настроении ограничивать себя цивилизованной борьбой и чисто логическими аргументами.

И если Алан Аукойн начнет ворчать насчет цены управления баржей (мне кажется, он чрезмерно благоразумен), я собираюсь попинать его обеими ногами. Энергия у нас практически даровая — с тех пор, как мы получили термоядерные двигатели, так что о ценности чего идет речь? Может быть, о ценности его личных заслуг? Так или иначе, но ему придется использовать команды месклинитов. Ведь, позволяя барже впустую дрейфовать неподалеку от станции, он попусту растрачивает ее собственную стоимость. Я знаю, что в моей логике имеется маленькая брешь, но если ты укажешь на нее в присутствии доктора Аукойна, я отшлепаю тебя впервые с тех пор, как тебе исполнилось семь лет, а последнее десятилетие, по-моему, не слишком ослабило мою руку. Пусть Аукойн соображает все сам.

— Не нужно раздражаться в отношении меня, па.

— Я и не раздражаюсь. В действительности я не столько раздражен, сколько напуган.

— Напуган? Чем же?

— Тем, что может случиться с Барленнаном и его группой, на этой, как твоя мама называет, «ужасной планете».

— Но почему? Почему ты испугался только сейчас?

— Потому, что понемногу начал понимать: Барленнан — разумное, волевое, вдумчивое и честолюбивое существо, к тому же неплохо обученное — примерно такое, каким был мой единственный сын шесть лет назад, и я еще очень хорошо помню твой эксперимент с прибором для подводного плавания. Идем. Нам нужно организовать школу астронавтов и отобрать в нее парочку студентов.