- Мы придумали легенду, по которой бумага всегда была у тебя в рюкзаке и была утеряна во время аварии. На восстановление ушло время. Учитывая ревность церкви к своей деятельности, судья был на нашей стороне.

- Там есть мое имя? – мальчик смотрел на листок, который держал судья. – Как меня действительно зовут? - настаивал мальчик.

Кроберг всхлипнула. Что-то причиняло ей сильную боль.

- Мы выдумали тебе имя, - через боль ответила она.

- Зачем? Ведь записи в интернате были…

- Мы заплатили, чтобы их уничтожили. Все данные о тебе нужно было стереть, чтобы следы не привели к нам. Если ты не существовал, то тебя никто не найдет.

Боль отступила.

- И какое имя ты указала в бумаге? – не сводя глаз с судьи, настойчиво спрашивал мальчик.

- Александр, - опасаясь еще одного приступа боли, ответила Кроберг.

- Красивое. Но оно не мое?

- Нет, - закричала Елена. – Я не помню. Я действительно не помню.

- Почему?

- Проще исследовать безымянных…

Все остальные слова утонули в громких всхлипываниях и криках. Боль сверлом проделывала в ее голове очередную дырку, заставляя вспоминать. Перед Кроберг проносилось время, когда она впервые за свою жизнь посетила церковь в пригороде Петрополиса. Местный священник затребовал с них очень большую сумму за липовую бумажку. Однако дело того стоило. Если появится упоминание о том, что Александр действительно был крещен, то у нее будет реальный шанс получить полную опеку над ним. И тогда ей ничто не помешает уладить все вопросы с министерством здравоохранения, которое любит совать свой нос в дела исследования вирусов, считая свою роль главенствующей в этой работе.

- Однако ты не лекарство искала, - подросший десятилетний мальчик стоял возле больничной кровати.

Кроберг осматривала точную его копию на кровати. Озорной подвижный мальчуган радостно осматривал стетоскоп, врученный ему Мариной.

- Мы уже тогда понимали, что монии это нечто большее, чем просто вирус, - опасливо произнесла Кроберг. - Ты был настоящей находкой, - она несмело повернула голову к стоящему мальчику.

- Чудо, - безразлично произнес он.

- Я дала тебе новое имя, когда поняла насколько ты уникален. Ты был моим чудом. И имя у тебя должно было отличаться от детских безликих прозвищ. Я назвала тебя Каро, потому что ты был загадкой. До десяти лет все твои монии находились в неком подобии криостазиса, и мы не могли исследовать их напрямую. И каждый раз, когда мы пытались извлечь их хоть малую часть, твой организм отвечал невероятной вспышкой активности иммунной системы. Он защищался, не давая нам возможности понять механизм своей работы. Ты был человеком, но вместе с тем чем-то большим.