Обиталище подвергалось глубочайшим переменам. Открывались, чтобы схлопнуться в тысячную долю секунды, нанометровые трещинки в ткани пространства. Пена флуктуации рождала волны, подобные тем, что создавали искажающие поля космоястребов, но лишенные порядка и центра. Пространства-времени вокруг Валиска коснулся хаос, ослабляя ткань бытия.
Над северной оконечностью толклись в бессильной ярости адовы ястребы. Гарпии и фантастические звездолеты изворачивались и кружили в опасной тесноте. Траектории их были опасно нестабильны — эффекты искажения швыряли корабли, точно буря — осенние листья.
— Тела! — взывали они к сродственным им одержимым в уютной безопасности скорлупы. — Кира обещала нам тела в ноль-тау! Если вы покинете мир, мы не получим их никогда! Вы обрекаете нас на бытие в этих конструктах!
— Тела! Кира обещала нам тела в ноль-тау! Если вы покинете мир, мы не получим их никогда! Вы обрекаете нас на бытие в этих конструктах!— Ну, извините… — смущенно отвечали одержимые. Разворачивались боевые сенсоры, сродственная волна трепетала жаждой отмщения. Боевые осы получали коды активации.
— Ну, извините…— Если нам отказано в человеческой вечности — вы присоединитесь к нам в бездне!
— Если нам отказано в человеческой вечности — вы присоединитесь к нам в бездне!Последние действующие программы сознания Рубры оставались в северной оконечности. Остальная часть обиталища была от него отсечена, ампутирована. Из биотех-процессоров, соединявших его с электроникой неподвижного космопорта, поступали еще разрозненные, загадочные изображения — нарисованные плывущей сепией пустые коридоры, неподвижные транзитные капсулы, голые секции внешнего каркаса, — а вместе с ними потоки данных из комм-сети космопорта.
И ему уже было почти все равно. Дариат слишком поздно выбрался из метро, мальчик слишком погряз в своей мании и чувстве вины. «Конец пришел, после стольких лет надо мной смыкается ночь. Позор. Стыд и позор. Но они еще вспомнят мое имя недобрым словом, ведя свое растительное существование в вечности».
Он отстрелил все спасательные капсулы в космопорте.
— Сейчас.
— Сейчас.Дариат вздохнул.
Двенадцать g вмолотили его в противоперегрузочное ложе. Перед глазами поплыли пурпурные искры. И — спустя тридцать лет поисков — нейронные слои больше не противились ему.
Столкнулись два сознания, два «я». Сливались в основаниях своих воспоминания и черты личности. Вражда, антипатия, гнев, жалость, стыд потоками хлестали с обеих сторон, и остановить этот водопад уже не мог никто. Нейронные слои трепетали от бешенства и возмущения, когда на слепящий свет истины выплывали много лет скрываемые тайны. Но ярость утихала, а два мыслительных процесса сливались в один, переплетаясь, создавая единое действующее целое.