После этих слов даже Фоскол отвела взгляд.
— Вы все время поносите барраярскую тиранию, но почему-то мне кажется, что вы, ребята, не провели всекомаррского голосования, когда намеревались запечатать — или украсть — их будущее. А если бы провели, то вряд ли посмели бы. Двадцать лет назад, может, и пятнадцать вы и получили бы поддержку большинства. Но даже десять лет назад уже было поздно. Неужели ваши сограждане захотели бы запечатать навечно ближайший рынок и потерять там торговлю? Потерять всех родственников, переехавших на Барраяр, и своих внуков полубарраярцев? Ваш торговый флот обнаружил, что барраярский военный эскорт ой как им полезен, причем довольно часто. Так кто же здесь настоящий тиран — грубые барраярцы, которые, пусть и неловко, стараются включить Комарру в свое будущее, или комаррские интеллектуалы, которые Желают исключить всех и вся, кроме себя самих? — Майлз сделал глубокий вздох, чтобы подавить закипающий гнев, сознавая, что балансирует на лезвии ножа.
Через некоторое время госпожа Радоваш спросила:
— Как вы можете гарантировать нам жизнь?
Это были первые слова, что она произнесла за все время. До этого она лишь внимательно слушала.
— Моим приказом как Имперского Аудитора. Только император Грегор может его отменить.
— А почему император Грегор этого не сделает? — скептически поинтересовался Каппель.
— Ему все это очень не понравится, — честно ответил Майлз.
— Как приятно нам знать, что после нашей смерти вы подадите в отставку! — фыркнула Фоскол. — Какое утешение!
Судха теребил губу, глядя на Майлза…
— Ваше слово? — скривился Каппель. — Знаете, что оно для меня значит?
— Да, — резко ответил Майлз. — А вы знаете, что оно значит для меня?
Госпожа Радоваш склонила голову набок, и ее спокойный взгляд стал, если таковое возможно, более сфокусированным.