Математик долго колебался.
— Не могу смириться с тем, что Мария погибла зря. Держимся.
— Я сам… — Судха опустил свою широкую ладонь. — Стоп. Поскольку эффект неожиданности утрачен, все это не ведет никуда. Весь вопрос в том, это как быстро мы туда придем.
Он повернулся к госпоже Радоваш.
— Ой, уже моя очередь? Я не хотела оказаться последней.
— Ваш голос все равно решающий, — заметил Судха.
Госпожа Радоваш замолчала, уставясь в окно. На дверь шлюза? Майлз не удержался и проследил за ее взглядом. Она поймала его на этом, и он вздрогнул.
Взгляд госпожи Радоваш снова вернулся к окну. Ни к кому не обращаясь, она заговорила:
— Прежде наша безопасность зависела от секретности. А теперь, даже если мы улетим на Пол, или Эскобар, или дальше, Имперская безопасность побежит за нами. У нас не найдется даже одной свободной минутки, чтобы бросить наших заложников. В изгнании или нет, но мы все равно будем пленниками, вечными пленниками. Я устала быть пленницей надежды или страха.
— Ты не была пленницей! — воскликнула Фоскол. — Ты была одной из нас. Я так думала.
Госпожа Радоваш поглядела на нее:
— Я поддерживала мужа. А если бы не поддержала, он был бы сейчас жив… Я устала, Лена.
— Может, тебе надо отдохнуть, прежде чем принимать решение? — заискивающе спросила Фоскол.
Взгляд, которым наградила ее госпожа Радоваш, вынудил Фоскол опустить глаза.
— Ты ему веришь, что установка дефектна? — спросила госпожа Радоваш Судху.
Судха нахмурился:
— Да. Боюсь, что так оно и есть. Иначе голосовал бы по-другому.
— Бедный Барто. — Она долго глядела на Майлза с какой-то отстраненной задумчивостью.