Майлз очень живой. Я им весьма довольна. А ещё он — персонаж переходный. Он находится в патриархальной культуре со старомодными рыцарскими ценностями, которым он старается соответствовать. Но одновременно он же — «чуткая личность». Его мать родом с Колонии Бета, а Колония Бета похожа на Южную Калифорнию, доведенную до крайности. Ну, может, теперь уже и не Южная Калифорния: к старости она становится странной и эксцентричной. Но Бета очень «политически корректна», очень либеральна, однако в ней присутствуют некие скрытые ограничения. Майлз — это пробный камень для всех, кто мучается с нашей собственной меняющейся культурой.

Это — метафорический уровень моих книг. Барраяр — это мы. Это культура, которая за очень короткое время пережила мучительные перемены. И это, конечно, относится ко всему двадцатому веку. Вот почему научная фантастика — это литература двадцатого века. Это — единственный литературный жанр, который в метафорической форме решает основную проблему нашего времени. Эта проблема состоит в ошеломляющих и стремительных переменах — слишком стремительных для обычных людей, которые привыкли к гораздо более медленному темпу изменений. Именно этим научная фантастика притягивает читателей двадцатого века: она — про наши проблемы. Барраяр — это типичное для двадцатого века место, где люди стремительно перешли из прошлого в будущее и ощущают этот переход как весьма болезненный. Интересный, но болезненный.

Две фотографии из архива издателя: его собственный отец на сборах армии в 30-х годах верхом на лошади и еще одна, сделанная спустя 25 лет: он в летном костюме и готовится сесть в кабину реактивного истребителя.

Меня довольно быстро начали переводить. И это идет очень недурно. Один мой рассказ переведен даже на китайский язык! Это — потому что я человек жалостливый. Молодой джентльмен из Китая учился по обмену на факультете экономики в университете Дэйтона и оказался на научно-фантастической конференции, где присутствовала и я. Он спросил, не пожертвую ли я что-нибудь для их еще не ставшего на ноги журнала фантастики. И я подарила ему рассказ в обмен на несколько экземпляров журнала. Так меня представили китайским читателям. А у меня в подвале лежит несколько экземпляров «Последствий» на китайском. Ошеломляет.

Я выбрала «Последствия» за краткость. Три маленьких рассказа издательства Putnam были забавные, но мне кажется, что «Последствия» в большей степени соответствуют основным моим произведениям. По ним легче ощутить, что собой представляют рассказы о Форкосигане. Но это зависит от качества перевода, а этого мне никогда не оценить. Я никогда не узнаю, что люди черпают из этих крошечных закорючек на странице, когда они их прочитывают.