В тот момент я планировала написать что-то после «Колец духов», в том же историческом контексте. Возможно, я возьму кое-какие идеи и пойду в ином направлении, а не буду продолжать описывать историю тех же персонажей. Возможно, я возьму замкнутый мир города-государства наподобие Венеции и пойду от этого. Это даст мне больше свободы действий и задаст повествованию иную тональность. В историческим произведении присутствует нечто мрачное, если вы честно следуете времени: в прежних исторических периодах было мало веселого, особенно для женщин. Я могла бы получить мир в более светлых тонах, если бы освободилась от исторических моделей или по крайней мере не следовала бы им слишком рабски и преданно. Это была бы гораздо более жизнерадостная и легкая фэнтези.
В «Кольцах духов» я опустила эти гадкие моменты. Мы на них просто не смотрим. По правде говоря, именно так сейчас принято поступать. Это интересная морально-этическая проблема. Где границы в прошлом и пространстве, после которых просто уже нельзя позволить себе сопереживание? Потому что если распространить его слишком далеко в пространство и прошлое, то всегда можно набрать столько ужасов, что груз станет непосильно тяжелым. Каждый где-то проводит границу. Вопрос в том, где именно вы ее проводите. Что находится внутри — только вы сам, или вас волнует ваши соседи, или весь ваш народ, или вся планета? С моей точки зрения морально несостоятельны те, кто тревожится о всей планете и при этом не делает ничего, кроме защиты своей собственной шкуры. Это — показная добродетель.
Мой собственный подход к причинам и следствиям в истории с математической точки зрения весьма хаотичен. Имеются глубинные причины, которые слишком медленны для того, чтобы поддаваться измерению, но при этом они имеют наглядные результаты (вы помните ту историю с крылом бабочки), так что если вы внесете даже самое небольшое изменение, в конечном итоге могут воспоследовать изменения громадные. Фантазийная часть заключается как раз в предположении, что вы можете вносить любые изменения и при этом не получать совершенно иной мир. Это похоже на жульничество — создавать нечто близкое к нашей истории и в то же время допускать какие-то отличия.
Мне не хотелось прибегать к обычному волшебству. Мне хотелось вернуться к реальным историческим корням и сделать, чтобы волшебство работало именно так, как это представляли себе люди того времени. А потому я прочитала кое-какие исторические повествования. В «Автобиографии» Бенвенуто Челлини есть интереснейший отрывок, в котором он рассказывает о том, как пошел с несколькими людьми творить заклинание, вызывающее демона. Читая его, я все еще пытаюсь разобраться, кто там кого разыграл. Им удалось перепугать себя до полусмерти. Так что существуют представления о том, как действовало волшебство. Конечно, они считали, что волшебство творится как по волшебству. Я очень быстро обнаружила, что современному читателю требуется, чтобы волшебство творилось в соответствии с законами физики. Им хочется, чтобы волшебство работало логично, им нужны причины и следствия, им нужен принцип сохранения материи и энергии. Чтобы убедить читателя двадцатого века в том, что волшебство реально, необходимо волшебство, похожее на физику. Они не хотят, чтобы волшебство творилось как по волшебству, что ужасно досадно, поскольку отрезало меня от исторической модели. Так что в конце концов у меня получилась некая смесь того, каким было волшебство в представлении людей того времени, и того, каким оно стало в представлении читателей нашего времени: некий гибрид.