Дети могут и не быть благословением, но сотворить их, а потом подвести — это значит навлечь на себя проклятие. Даже Петер это понимает. Эйрел распахнул перед ними дверь.

«Добро пожаловать на Барраяр, сынок. Войди в этот странный мир — мир богатства и нищеты, взрывных перемен и незыблемых традиций. Родись — и еще раз родись. Получи имя (а „Майлз“ означает „солдат“), но не позволяй ему стать твоим предопределением. Получи искалеченное тело — в обществе, где ненавидят мутации и презирают калек. Получи титул, богатство, власть — и всю ненависть, которая им сопутствует. Получи бесконечные операции и процедуры. Унаследуй целый сонм друзей и врагов, которых нажил не ты. Получи деда, выходца из преисподней. Терпи боль, найди радость, отыщи свой собственный смысл — потому что Вселенная его тебе не подарит. Будь движущейся мишенью — но живи. Живи. Живи».

Эпилог

Эпилог

Форкосиган-Сюрло. Пять лет спустя

— Чертов Вааген, — бормотала на бегу Корделия. — Даже не предупредил, что этот сорванец будет таким подвижным.

Она промчалась по лестнице, пересекла кухню и выбежала на террасу. Быстро осмотрела лужайки, рощу, скользнула взглядом по длинному озеру, сверкавшему под летним солнцем. Нигде никого.

Из-за угла показался Эйрел в старых форменных брюках и линялой рубашке. Заметив Корделию, он недоуменно развел руками.

— Там его нет.

— В доме тоже. Как ты думаешь, куда он мог удрать — наверх или вниз? Где маленькая Элен? Держу пари, он там же, где она. Я запретила ему спускаться к озеру без взрослых, но уж не знаю…

— Вряд ли они на озере, — сказал Эйрел. — Они и так все утро плавали. Я специально засек время: за пятнадцать минут он пятнадцать раз умудрился взобраться на причал и спрыгнуть вниз. Помножь это на три часа.

— Значит, наверху, — решила Корделия, и они поплелись в гору по усыпанной гравием дорожке. — И подумать только, — задыхаясь пробормотала Корделия, — я молилась, чтобы он поскорее научился ходить!

— Ничего удивительного — пять лет его энергия была скована, а теперь вырвалась на свободу, — серьезно объяснил Эйрел. — Хорошо, что она нашла выход, а не превратилась в отчаяние. Какое-то время я этого боялся.

— Да. Ты заметил, что после последней операции он стал меньше болтать? Сначала я обрадовалась… Но тебе не кажется, что он становится немым? Я даже не знала, что тот морозильный элемент можно разобрать. Немой инженер…

— Мне кажется… э-э… двигательные и речевые способности в конце концов уравновесятся. Если он останется жив.

— Нас, взрослых, так много, а он один. Казалось бы, мы должны за ним поспевать. Почему же у меня такое чувство, что на его стороне численное превосходство и мы окружены? — Они поднялись на вершину холма. Внизу, в ложбине, виднелся конный завод графа Петера — пять зданий, выкрашенных красным, огороженные загоны, пастбища, засеянные сочной травой, вывезенной со Старой Земли. Сержант Ботари опередил их — он уже выходил из одного здания, направляясь в другое. До них донесся его зычный крик, чуть приглушенный расстоянием: