Она повернулась к Ботари:

— Почему бы вам…

Но Ботари в ужасе смотрел куда-то мимо нее. Она стремительно повернулась.

Один из самых крупных жеребцов Петера — настоящее чудовище, — без седла и без поводьев, выходил из сарая. К его холке, как репей, прилип крошечный темноволосый мальчуган. Он вцепился в гриву, и его заостренное личико сияло от смеси восторга и ужаса. Корделия чуть не упала в обморок.

— Мой привозной жеребец! — в ужасе возопил граф.

Чисто рефлекторно Ботари выхватил из кобуры парализатор — и замер, не зная, куда целиться. Если лошадь упадет и придавит маленького наездника…

— Смотрите, сержант! — раздался радостный голосок Майлза. — Я выше вас!

Ботари кинулся к нему. Лошадь испуганно всхрапнула и перешла на галоп.

— …и бегаю быстрее! — донеслись до них слова, разбиваемые глухим стуком копыт. Лошадь скрылась за конюшней.

Четверо взрослых бросились следом. Криков больше не было слышно, но когда они вылетели из-за угла, Майлз лежал на земле. Лошадь стояла поодаль и равнодушно пощипывала траву. Заметив людей, она недружелюбно фыркнула, ударила копытом и вернулась к первоначальному занятию.

Корделия упала на колени рядом с сыном, но он уже сам садился, отмахиваясь от матери. Майлз побледнел от боли, но явно ни в чем не раскаивался.

— Видите, сержант? — пропыхтел он. — Я могу ездить верхом, могу!

Петер с интересом посмотрел на ребенка.

— Я не говорил, что вы не сумеете, — расстроенно сказал Ботари. — Я говорил, что вам нельзя.

— А-а…

— Сломали? — Ботари кивнул на руку.

— Угу, — вздохнул мальчик. На глазах у него выступили слезы, но он стиснул зубы, чтобы не дать голосу дрогнуть.

Ворча, сержант закатал ему рукав и пощупал предплечье. Майлз застонал.

— Ага. — Ботари что-то потянул, повернул, выровнял, извлек из кармана пластиковую манжету-фиксатор и надел на сломанную руку. — Ну вот, теперь подождем прихода доктора.

— А не лучше ли… э-э… привязать эту мерзкую лошадь? — спросила у графа Корделия.