Он посмотрел на Сма так, словно та была сумасшедшей.

– Да. Да, корабль.

Всего лишь большой старый корабль в доке, залитом бетоном, насколько мог видеть Скаффен-Амтискав. Он связался с «Ксенофобом», который проводил время за составлением подробной карты планеты.

«Привет, корабль. Эти руины в парке… Закалве, кажется, сильно взволнован. Интересно почему. Не проведете маленькое исследование?»

«Немного погодя. Мне еще остались один континент, глубоководные впадины и кора».

«Континент никуда не уйдет. А эти сведения могут понадобиться прямо сейчас».

«Терпение, Скаффен-Амтискав».

«Вот зануда», – подумал автономник, обрывая связь.

Два человека шли по петляющей тропинке мимо урн для мусора и скамеек, столиков для пикников и информационных стендов. Скаффен-Амтискав активизировал на ходу один из старых информационных стендов. Медленно закрутилась потрескавшаяся пленка: «Судно, которое вы видите перед собой…» Автономник подумал, что это займет лет сто, и ускорил прокрутку с помощью своего эффектора, отчего голос превратился в высокий писк. Пленка порвалась. Скаффен-Амтискав дал стенду эффекторный эквивалент пинка, оставив его дымиться и сочиться расплавленным пластиком на гравий. Два человека тем временем вошли в тень разбитого корабля.

Корабль остался таким, каким был: покореженный, со щербинами от бомб, снарядов, взрывов, – но не уничтоженный. На броне – в местах, недосягаемых для человеческих рук и дождевой воды, – сохранились следы сажи от пожара двухсотлетней давности. Орудийные башни без верха напоминали вскрытые консервные банки; палубы щетинились стволами и дальномерами, торчавшими в разные стороны; части рангоута и антенны, сцепившись друг с другом, лежали на разбитых прожекторах и перекошенных тарелках радаров; единственная большая труба покосилась и проржавела.

Маленький трап под навесом вел на главную палубу. Они последовали за парой с двумя детьми. Скаффен-Амтискав парил, почти невидимый, в десятке метров сзади, медленно поднимаясь вместе с ними. Одна из малышек испуганно закричала при виде идущего следом мужчины с гладко выбритым черепом и выпученными глазами. Мать взяла девочку на руки.

Когда они добрались до палубы, ему пришлось остановиться и передохнуть. Сма довела его до скамейки. Некоторое время он сидел, согнувшись, потом поднял глаза на закопченный и ржавый металл вокруг себя. Покачав бритой головой, он пробормотал что-то себе под нос и наконец тихо рассмеялся, держась за грудь и кашляя.

– Музей, – сказал он. – Настоящий музей…

Сма прикоснулась к его влажному лбу. На ее взгляд, выглядел он просто ужасно, а голый череп вовсе ему не шел. Простая темная одежда, в которой его нашли на стене цитадели, была вся в дырах и пятнах засохшей крови. На «Ксенофобе» это тряпье почистили и отремонтировали, но здесь, среди ярко одетых людей, оно казалось совсем неуместным. Даже брюки и жакет Сма можно было назвать мрачноватыми в сравнении с веселыми, цветастыми нарядами других посетителей парка.