– Возможно, так оно и будет, но речь сейчас не о том.

– О чем же?

Я заранее знаю ответ, но все же надеюсь: корабль предложит что-нибудь более убедительное, чем то, что я ожидаю. Может, когда-нибудь…

– Как, – говорит корабль через своего автономника, – мы можем быть уверены, что поступаем правильно? Откуда мы можем знать, что является – или будет – благом для них, пока не проведем чрезвычайно длительных наблюдений сходного масштаба – в данном случае планетного – и не сравним последствия контактирования и неконтактирования?

– Мы уже должны понять, что к чему. Зачем жертвовать этой планетой ради эксперимента, результаты которого нам заранее известны?

– А зачем жертвовать ею ради вашей беспокойной совести?

Я открываю один глаз и смотрю на дистанционного автономника, примостившегося на подлокотнике.

– Минуту назад мы согласились, что, если вмешаемся, это, видимо, все же будет им во благо. Не пытайтесь напустить туману. Мы можем это сделать, мы должны это сделать. Вот что я думаю.

– Да, – говорит корабль, – но все равно нас ждут технические трудности, поскольку ситуация весьма нестабильна. У них переходный период; цивилизация в высшей степени неоднородная, проникнутая тесными – и напряженными – связями. Я не уверен, что все их разнообразные системы можно стричь под одну гребенку. Сегодняшний уровень развития коммуникаций на планете подразумевает высокую скорость и одновременно избирательность связи: сигнал обычно сопровождается посторонними шумами, к тому же почти всегда происходят потери. Это означает: то, что считается у них истиной, вынуждено двигаться со скоростью слабеющих воспоминаний, смены взглядов и поколений. Даже признавая свои слабости, они, как правило, пытаются кодифицировать и упорядочить их, манипулировать ими. Попытки фильтрации шума становятся у них частью этого шума, и они, похоже, способны додуматься только до упрощения того, что может быть понято лишь при ясном осознании всей его сложности.

– А-а… ну, хорошо, – отвечаю я, пытаясь понять, о чем это он.

– Гм-м, – говорит корабль.

Если корабль говорит «гм-м», значит он не уверен. Этому животному практически не нужно времени для размышлений, а если оно делает вид, что нужно, значит оно ждет, что ему скажете вы. Но мне удается его перехитрить. Я не говорю ничего.

Вспоминая тот наш разговор и высказанные нами соображения, а также пытаясь представить, о чем шла речь на самом деле, я думаю, что именно в тот момент корабль и решил использовать меня так, как использовал. Это его «гм-м» означало, что корабль решил задействовать меня в деле Линтера и что именно этот вопрос волнует его больше всего; и что весь вечер, во время еды и потом, отпуская то или иное замечание, задавая случайный вопрос, корабль на самом деле именно об этом меня и спрашивал. Но в тот момент мне это не было известно. Да и с какой стати могут возникнуть подобные мысли, когда лежишь с полным животом, в тепле и довольстве, когда тебя клонит в сон и ты говоришь в пустоту, а на подлокотнике сидит дистанционный автономник и говорит с тобой.