Пламенные глаза медведя зажигали на мокрой дороге лужицы огня. Саша мучился страшно, слушая описание собственных подвигов. Вместо ответа спросил:

— Что они сделают?

— Кто? Волкодавы? С кем? С тем придурком бухим? Сожгут вместе с кабаком. А может и повесят. Какая разница? Они всех, кого там найдут, чтоб свидетелей не осталось. И Хряка если поймают — тоже, и Франчика… Хотя нет. Того третьего я не знаю, значит он баклан ещё. Вряд ли он кого-нибудь запомнил. Облаву они устроят, это как пить дать — шутка ли: окружного комиссара завалили. Я, если б на Франчика месте был, дёрнул бы вдоль берега против солнца, а там бы как-нибудь через пролив. Бабки у него есть. В общем, если не заловят их, надо думать — прорвутся. К этим, как их? К дионисиям. Самое им там место, особенно Хряку. Но лучше чем здесь ему уже нигде не будет. У окружного он жил, как у Кия за пазухой, пока ты не… Слышь, Саша, зачем ты всё-таки махач устроил, а?

Худо стало Волкову. Матвея слушать бросил, перестал следить за дорогой, думал покаянно: «Зачем? Сам не знаю. Благими порывами принято мостить дорогу в ад. Милости просим, господин эмиссар, приятно ли ехать? Не терпите ли каких неудобств? Помолитесь «Афине», она поможет, раз своей головы нет у вас. Хряк у окружного, как у Кия за пазухой, Паола за Хряком, как за стеною каменной, Франчик за Паолой по любви, Джокер за ними за всеми из корысти и по надобности, а я… Да чего скрывать, дорогой мой, по глупости, Сашенька, по недомыслию. Неужели никак нельзя исправить?..»

В глазах потемнело, но не от гнева, а от стыда. Саша скрипнул зубами, зажмурился, но это не помогло. Желание вернуть время вспять, сделать так, чтоб не было ничего, стыдное вожделение ребёнка, разбившего любимую мамину вазу — собрать осколки и составить из разбитого целое, — навалилось, мешало дышать. Саша поднял глаза к небу, и…

Заглох двигатель. Джокер охнул, словно придавленный, руль в его руках повело вправо, машина, быстро гася скорость, свернула к обочине и зарылась передними колёсами в грязь. Время замедлилось, потекло как черничный кисель из расколотой кружки, Волков видел со стороны себя самого, обхватившего руками голову, смотрел в собственные поднятые кверху глаза, читал в них вопрос: «Нельзя ли сделать так, чтоб этого не было?!» — и, проглядев череду бесплотных видений, понял: нет, нельзя. Станет хуже. И сказал себе самому: «Нет, нельзя. Только вперёд. Так надо», — и стало ему легче. Отёр пот со лба, передохнул и глянул на спутника. Матвей хрипел, уронив голову, и пускал слюни. Ткнулся носом прямо в крестовину руля, точно как его машина в кювет. Глянув вперёд, Саша увидел выхваченный из мрака световым пятном куст, весь в цветах, словно в пламени белом, и подумал уже без горечи: «Что было то было. Нужно ехать дальше».