— Знаем-знаем, — Матвей всё ещё сдерживался. — И ты, — ох мать моя! — всё это от века помнишь?

— Помню, — подтвердил непререкаемым тоном Двести Девяносто Четвёртый.

— Он помнит! О-о-ха-ха! — грохнул смехом сатир. Медведь вильнул носом, но выровнялся. Матвей ржал, слёзы текли по его щекам, он вскрикивал: «Помнит он! О, я не могу… Помнит!»

— А что тут такого, — поинтересовался Саша.

— Да то тут такого… О-о-о, давно так не смеялся. Красавец этот раньше вчерашнего дня ничего помнить не может. Помнит он, надо же! Щенок. То есть что я говорю, дня вчерашнего? Когда ты в последний раз получал указания? Позавчера? Ну, так это много ещё — два дня. Слышь, Саша? Ты спроси его, спроси, что раньше-то было. Такого наговорит, как будто лет сто уже прожил, а на деле-то, глянь — щенок. И все они, волкодавы, такие же. Память у них!

— Ты как смеешь, изгой подлородый, касаться нашей памяти?! — горячился Двести Девяносто Четвёртый, дёргая связанными руками. — Да ты знаешь, что за то с тобой сделают?!

Они пустились в пререкания: волкодав возмущённо вскрикивал, Матвей иронически пофыркивал и подначивал, — слушать их было тошно. Тоскливо стало Волкову и томно. Отчасти потому что на пустой желудок от езды натурально подташнивало, отчасти из-за осточертевшего пейзажа (равнина с разбросанными прихотливо шариками одиноких деревьев), но главным образом из-за того, что предвидел очередное мерзкое прозрение. В недоговорках и подначках Матвея угадывалась гнуснейшая тайна, узнавать которую совсем не хотелось эмиссару Внешнего Сообщества. «Выходит, волкодавы совершенно не помнят, что же на самом деле происходило с ними раньше, до того момента, когда получены были последние указания начальства. Ну, с технической точки зрения ничего в этом непостижимого нет. Устроить нетрудно, если пользоваться гипноизлучателем. Фальшивую память тоже ничего не стоит подбросить, но вот внушить послушание, реакции выстроить… Не все же они одинаковые?! Чтоб сотворить такое, одних психологов нужно по одному на каждого волкодава, а их ведь сотни тысяч, если судить по номеру. Что это он?»

Волкодав, лягался, завалившись на бок, толкал Сашу, запрокидывал голову и просил хрипловато:

— Указаний!.. Светлейший!.. Я хочу!..

Глаза закачены, совершенно бессмысленны, из уголка губ — слюна.

— Да что это с ним? — ужаснулся Волков. Решил, что парня укачало, надо приоткрыть окно. И вправду, душновато стало в салоне.

— Ломает его, — спокойно ответил Матвей, не отвлекаясь от дороги. Как раз переезжали по узкому мосту какую-то речушку.

«Ломает? Он говорил уже. Я не стал расспрашивать».