Последний вопрос случайно угодил в одного из серых иноков, терпеливо дожидавшихся на веранде «Левобережного» наступления утра. На счастье, инок кроме благоприобретённой немоты страдал, по-видимому, тугоухостью и только башкой своей помотал в ответ, помычал и показал что-то на пальцах, но языка немых не знал сатир, хоть и стоило бы.

— Да ну тебя, — буркнул он и скатился по короткой лестнице. — С тобой связываться… Знал бы приговор, с каким к перстню обращаются, раскидал бы вас, собак безъязыких, одной левой. Мизинцем бы по стене размазал. А так, что ж получается? Через реку не переправиться, морду набить кому-нибудь и то не выйдет. Обидно!

Он потащил из кармана ключ, машинально открыл дверцу машины, забросил чемодан с деньгами и камнями на заднее сиденье, сел за руль, сунул ключ в замок зажигания, но двигатель не завёл, задумался: «Отъехать на север подальше и там переправиться? Время потеряю зря. Вдруг этот оклемается и сдуру насвистит кому-нибудь в уши о деньгах, камнях и перстне? Его-то повесят, естественно, но как бы на дорогах застав не устроили. И во дворец попасть желательно затемно. Через реку бы… Слышь, Саша, как ты меня на той стороне достанешь без перстня-то? А? Ха-ха! Как же ты приговаривал? «Афине!» говорил, но это, я думаю, обращение. Потом чего-то там «случить»… Или «влучить»? Какой-то «конь», почему-то «соль»… Бред сивой кобылы, но нужно попробовать.

Гарик стал переставлять и переделывать слова заклинания так и эдак, и проговаривать их разными способами, но ничего не менялось, как ни пробовал. Так же лениво переквакивались лягушки в тростниках у берега, так же тоскливо посвистывала на пустеющей веранде скрипка трактирного лабуха и перемигивались, дразня, огоньки на другом берегу. И закрались в душу сатира сомнения — не поздно ещё вернуться, разбудить того пентюха, вернуть ему… Внезапный озноб пробрал Гарика; припомнилось, как расстёгивал куртку, как тащил тесьму, дрожа от нетерпения, но сдерживаясь. Как щёлкнули клещи и упала на ладонь драгоценная добыча, испугав неожиданной тяжестью, как пот прошиб, когда, не веря удаче, новый владелец перстня потёр осторожно камень пальцем.

— Э! Гарик, а не попробовать ли? — спросил себя воодушевлённый новой мыслью вор. Он, обмирая от волнения, потёр камень пальцем и сказал громче, чем следовало: «Афине!» И едва не вскрикнул от радости — точно как тогда на лбу выступила испарина, собственное тело показалось легче воздуха, проступили ярче во мгле огоньки дальние и почудилось женское пение.

Он вывалился из машины, бросился к берегу, потом одумался — пороть горячку не стоило. Вернулся, забрал чемодан и уверенным шагом направился к берегу, наискосок, чтобы никто из окон трактира не увидел случаем, как переберётся через реку яко посуху новый князь.