— Да замолчишь ты?! — прикрикнул Волков, удержал ругательство и поймал-таки верёвку на лезвие.

Высвободив руки, девушка ещё раз пихнула Волкова, поднесла к глазам запястья — кожа ободрана до крови, — села, — рот раскрыт, глаза, как у пойманного кролика, — и тут же предприняла ещё одну попытку бежать, на этот раз не на спине, а руками отталкиваясь.

Не дожидаясь, пока начнёт лягаться, Александр поймал её за лодыжки и поспешно освободил от пут. То ли нож и правду был так остёр, то ли верёвки гнилые, — за один взмах разрезались. Совершив это действие, Волков отшвырнул нож, показал пустые ладони девушке и проговорил в виде пояснения:

— Да смотрите же! Ничего я вам плохого не сделаю!

Не расслышала она, да и не слушала, всё не могла от страха опомниться. Лягнула-таки Волкова в грудь (неловко и слабо), вскочила на ноги, но бежать не смогла — силы оставили. Пришлось Саше снова поймать её и усадить, придерживая за плечи и уговаривая: «Ну, всё. Всё, говорю. Ты слышишь меня? Обижать тебя больше некому. Они — вон, валяются».

Девчонка оглянулась, увидела одного из обидчиков, всхлипнула, привалилась к груди Волкова и, содрогаясь всем телом, заплакала, поскуливая без голоса. Саша выждал сколько положено, отстранил её, взявшись за плечи, и оглядел внимательно, прежде всего ссадину на лбу, после странные глаза с янтарной радужкой и в последнюю очередь содранную верёвками кожу на запястьях и лодыжках. Подтвердил предварительный диагноз: «Ничего особенного, царапины. Испугом отделалась», — и установил лечение: «Накормить биостимулятором, успокоить и увести отсюда, чтобы типы эти глаза не мозолили. А после уже расспрашивать».

Девчонка шевельнулась, высвободила исцарапанные лодыжки, поджала под себя ноги и натянула на них рубашку.

— Что, хороша красавица? — спросила хрипловатым после плача голосом. Саша поднял голову, посмотрел: щёки грязные, в потёках от слёз, но порозовели. Смутилась. Кривит губы неуверенно, как будто не может решить: можно улыбнуться или пока ещё нет.

— Хороша, — сказал чтобы подбодрить Волков и добился бледной улыбки. — И зовут тебя…

— Ольгой.

— Вот что, Оленька: пора нам с тобой отсюда уматывать, — нарочито деловым тоном сказал Волков, поднялся и полез в карман за аптечкой. — Ты как? Идти сможешь? На вот, глотни пока это.

Девушка не ответила, взяла таблетку, сунула в рот, не глядя. «Куда она смотрит? Ага, понятно. Не время, казалось бы, любоваться восходами».

— Послушай, — обратился к девушке Саша и осёкся, заметив, что лицо её искажено ужасом.

— Не выдавай! — взмолилась та и схватилась за куртку Волкова обеими руками. — Не выдавай меня… Я… Я что хочешь…