Между тем жизнь вошла в определённый ритм и текла своим чередом. Они не планировали оставаться подолгу на каком-то одном месте. Переменчивая планета всегда удивляла путников в их странствиях, в движении был хоть какой-то смысл, но однажды, после длинного и опасного перехода через пустынные края, оба прельстились красотой небольшой равнины. Её замыкали межу собой две величественные реки, даря этим территориям плодородие, красоту, уединённость. Населявший те края народ на порядок опережал остальные расы, он формировал первое подобие племенного осёдлого быта, в нём уже были излишества, обозначались границы в обществе и деятельности. Это не говорило о нём, как о развитом, скорее – как о ступившем на путь развития. Да и появление Энлиля и Энки они восприняли иначе, без подлинного страха и все затмевающего фанатизма, хоть и нарекли их богами, увязав тех с какими-то основами своей первобытной религии.

     Друзья остались жить среди них, не заметив, как постепенно сами привязались к этим существам. Короткие годы потекли подобно двум неумолимым рекам, планета проживала столетие за столетием, на глазах Энлиля и Энки сменялись поколения. Постепенно они частично передали им свой язык, и пришёл черёд времени, когда рождавшиеся дети сызмалу знали только аккадскую речь, совершенно не ведая о примитивном языке своих предков.

     За речью пришла письменность, а возможность накапливать и хранить информацию медленно повела народ к наукам, ремёслам, земледелию и торговле. Через рассказы и разговоры наёмников коренастые создания на свой лад перенимали услышанное и воплощали его в культуре и быте. Во многом непонятные слова и истории так или иначе влияли на формирование общества, оброненные друзьями названия и имена могли пополнить растущий пантеон богов, вжиться в какое-нибудь сказание, стать названием местности, поселения. В итоге на почве непонятного и необъяснимого выросло ещё не имеющего крепкого хребта и единого центра молодое государство.

     Особо не вникавшие в последствия вмешательства в жизнь этих существ, Энлиль и Энки были немало удивлены, когда всмотрелись в результат своего вот уже практически тысячелетнего пребывания среди равнинного народа. Часть из них называла себя шумерами, меньшая доля аккадцами. Их религия теперь простиралась значительно дальше обожествлённых ими пришельцев. Рассказы о Сеннааре они переварили в мифы, а многих упомянутых друзьями илимов наделили божественными свойствами. Страна постепенно обрастала культами новых божеств, и сколько бы впоследствии наёмники не бились над этим помутнением примитивных умов, вытравить укоренившиеся взгляды им не удалось.