— Действуем, — ответил командир, не сводя глаз с жителей деревни. — Но сперва сделаем предупредительные выстрелы.
— Что? — переспросил Голл.
— Чам… — проговорила Исвал.
— Я не стану стрелять в тви'леков, — заявил тот. — Они услышат выстрелы и спрячутся в шахте. Для того она и предназначена — это их убежище. Вероятно, она выходит куда-то в лес.
— Мы лишимся элемента внезапности, — заметил Голл, предпочтя не озвучивать возможные последствия, но их озвучила Исвал:
— Из-за тебя погибнут несколько наших. Ты видел, на что способен Вейдер.
Она ненавидела себя за собственные слова, но понимала, что сказать их необходимо.
Лицо Чама исказилось в гримасе, какой Исвал никогда прежде за ним не замечала. Его взгляд был полон боли, гнева, отчаяния. Она поняла, что он крайне устал.
— Думаешь, я сам не знаю, Исвал? Но наши солдаты сами решили сражаться и, возможно, погибнуть — чего не скажешь о местных жителях. Мы борцы за свободу, а не… — Он замолчал, качая головой.
— А не кто? — спросила Исвал.
— Подумай о том, что мы тут обсуждаем, — сказал Чам. — Налет истребителей на селение тви'леков. Убийство тви'леков имперскими пилотами по нашему приказу. Вот о чем мы говорим. Подумай.
Исвал незачем было думать — слова Чама показались ей ударом под дых. Она вспомнила Рийин и других девушек, которых она спасла за все эти годы, представила таких же девушек в селении, просто оказавшихся не в том месте и не в то время.
Прежде она была убеждена, что обстрел селения с воздуха — правильный поступок. Что гибель тви'леков стоит того, чтобы расправиться с Вейдером.
Почувствовав, как к лицу приливает кровь от стыда, она наклонила голову.
— Все в порядке, — сказал Чам.
Она подняла взгляд:
— Нет, не в порядке.
— Мы все иногда заблуждаемся, Исвал, — проговорил он. — Нужно просто найти выход.
Внезапно ей вспомнилось, почему Чам столь важен для их движения и того, что последует за ним. Он многие годы сражался с Империей, ненавидел Империю не меньше, чем Исвал, но, несмотря на всю ненависть, в своей борьбе всегда руководствовался принципами.
Она любила его — в этом следовало признаться. Он действительно был борцом за свободу. Может, и не более того, но уж точно не меньше.