Когда Цзе-Мэллори кончил, в элегантном салоне стало очень тихо.

— Ну, — прервала наконец мрачно задумчивое молчание Ата, — настала моя очередь нести вахту. Мне лучше пойти сменить Вульфа.

Она поднялась с шезлонга и направилась к выходу.

— Ндийе, ндийе! — коммерсант нагнулся и посмотрел на Сиссиф. — Пошли, моя пакадоге, кошечка. Мы только наполовину одолели эту твою великолепную книгу, и я жду не дождусь увидеть, чем там обернется дело. Даже если она по большей части из картинок. Вы извините нас, господа?

Девушка, хихикая, вывела его из салона.

Цзе-Мэллори принялся устанавливать уровни для доски личностных шахмат, в то время как Трузензюзекс начал тасовать карты и расставлять синие, красные и черные фигуры.

Флинкс поднял глаза на социолога.

— Сэр, вы ведь не участвовали в питаро-челанксийской войне, не правда ли?

— Чистое Движение, юноша, конечно нет! Признаю, что я, пожилой человек, и даже старый, архаический, — никогда. Мой дед, однако, участвовал. Как я полагаю, и все наши предки того времени тем или иным образом. Разве твои — нет?

Флинкс поднялся и праздно отряхнул штаны. Мех ковра имел тенденцию приставать.

— Извините меня, пожалуйста, сэры. Я вспомнил, что не накормил сегодня Пипа ужином, а мне не хотелось бы, чтобы он стал раздраженным и начал покусывать меня за руку.

Он повернулся и направился к коридору. Цзе-Мэллори с любопытством посмотрел ему вслед, а затем пожал плечами и вернулся к игре. Ходить выпало ему.

X

X

Покамест не возникало никаких неприятностей. Первый признак их появился спустя три корабельных дня.

Малайка находился в рубке, проверяя с Вульфом координаты. Трузензюзекс застыл в своей каюте в трансе медитации. Он применял эту технику всякий раз, когда желал обдумать проблему, требующую крайней сосредоточенности, а иногда и просто для того, чтобы расслабиться., В таком состоянии ему требовалось меньше телесной энергии. В салоне Цзе-Мэллори пытался объяснить Флинк-су особенности семанической загадки. Поблизости сидела Ата, пытаясь от скуки обставить самое себя в древней игре под названием Моно-Полия. Она перемешала непонятные маленькие идолы и символы, делая ходы, всегда казавшиеся Флинксу скучно повторяющимися. Все шло нормально, пока в салон не вошла, раздраженно топая, скучающая Сиссиф, выставленная из рубки занятым Малайкой. За ней развевался шлейф прозрачных псевдокружев.

— Это место тоскливое! Тоскливое, тоскливое, тоскливое! Это все равно что… все равно что жить в гробу!

Несколько минут она тихо кипела. Когда никто не соизволил заметить ее, она переместилась поближе к центру салона.