Такого урагана, который разразился над архипелагом Туамоту, не помнят старожилы. Казалось, небо и океан решили поменяться местами. Шторм свирепствовал пять дней, принеся неисчислимые бедствия. Спаргинс потерял свою яхту, которая разбилась около атолла Марокау. Вместе с «Ниньей» погибла и «Летучая Рыба». Диана… В таких случаях в сводках обычно пишут — пассажир пропал без вести. Очевидно, Диана утонула через несколько минут после того, как яхта раскололась на рифах. Сам Спаргинс спасся чудом. Ослепшего и оглохшего в реве прибоя его вынесло на берег, снова утащило в море, снова выбросило на прибрежный песок и камни, пока он не смог зацепиться за что-то на берегу и отползти подальше от беснующегося океана.

Спаргинс не вернулся больше к полетам. Никто не смог бы обвинить его в трусости. Он бросил свою профессию терраторниса и остался на Земле, чтобы растить племянницу, оставшуюся сиротой. Мать Ружены не надолго пережила мужа и скончалась через два года от какой-то тривиальной инфекции. Врачом ее по чистой случайности тоже оказалась женщина, кстати, очень хороший добросовестный доктор.

Ружена родилась через пять лет после экспедиции на Чарру. Неизвестно, какую роль сыграло то, что ее отец был космонавтом. Она ничем не отличалась от своих сверстниц, если бы не одна особенность: у нее была феноменальная, просто нечеловечески быстрая реакция. В детстве она бесконечно ввязывалась в мальчишеские драки, но вот чудо — с какой бы частотой не сыпались удары, никто не мог по ней попасть! Никто в жизни не видел ее с синяком или царапиной! За это она пользовалась огромным авторитетом в кругу сверстников и даже в одно время верховодила небольшой компанией подростков.

По-настоящему она ни с кем не дружила, но расположение ее бесконечно ценилось. Что там говорить, Ружену уважали. Ее постоянно приглашали на какие-то междоусобные разборки. Как правило, само присутствие Ружены переводило любую разборку в чрезвычайно мирное русло. Исключений практически не наблюдалось. Вид тоненькой девчонки-подростка с безмятежно-голубыми глазами и ангельскими ямочками на щеках наводил мертвый штиль на самых шумных буянов. Голос у нее был тихий и бесцветный, как и положено примерной девочке-отличнице. Она никогда никому не угрожала. Говорила негромко и все всматривалась насмешливыми голубыми глазами в лицо собеседника. От этого взгляда у самых толстокожих буянов ладони покрывались потом, а со щек сходили остатки живых красок.

Но исключение все-таки однажды случилось.

Спаргинс отставил пустую кофейную чашку, закурил и некоторое время смотрел в окно, позабыв о дымящейся сигарете.