Теперь меня это скорее встревожило, чем разгневало. Такая настойчивость со стороны Силки указывала на невротическое расстройство. Возможно, мне следует сходить на его представление, тем самым доставив ему удовлетворение и положив конец появлениям призрака, преследующего меня уже две ночи подряд. Однако только после обеда мне в голову пришла мысль, которая укрепила меня в этом намерении — я вспомнил о Вирджинии.

Уже два года я читал биологию в университете штата. Сейчас-то я понимаю, что двигали тогда мною юношеские желания — впервые в моем довольно унылом сером существовании матримональные желания проявились во мне. Моей девушкой была Вирджиния, но, к сожалению, она считала меня помесью улитки и чистого разума. Я не сомневаюсь, что сама мысль выйти за меня замуж даже в голову ей не приходила.

В течение некоторого времени мне казалось, что если я смогу показать ей, не теряя своего достоинства, что я — человек романтический, то она наконец ответит мне «да». И вот теперь представилась отличная возможность доказать ей, что я якобы по-прежнему восхищаюсь цирком, а в качестве кульминации вечера я бы показал ей Силки Трэвиса, втайне надеясь, что мое знакомство с такой неординарной личностью может произвести впечатление на ее эксцентричную натуру.

Первый барьер был взят, когда я позвонил Вирджинии, и она согласилась пойти со мной в цирк. Я восхищался всем вокруг с самого начала, когда еще мы катались на колесе обозрения и в других аттракционах. И вот, улучив момент, я предложил ей сходить и посмотреть на диковинки, представляемые из аттракциона моим старым другом Силки Трэвисом.

И это действительно произвело на нее впечатление. Вирджиния остановилась и посмотрела на меня укоризненно.

— Филип, — сказала она, — уж не хочешь ли ты сказать, что лично знаком с Силки? — Она глубоко вздохнула. — Я должна убедиться в этом.

Силки держался великолепно. Когда мы вошли, его не было, но билетер вызвала Трэвиса из какого-то подсобного помещения, и через минуту Силки ворвался в главный шатер зверинца. Он располнел, напоминая фигурой хорошо откормленную акулу. Глаза у него были сузившимися, словно предыдущие пятнадцать лет он провел, постоянно прикидывая, как использовать других людей для собственной выгоды. У него не было того хищного взгляда, что я заприметил на фотографии, но какие-то следы остались: едва проглядываемая жадность и злоба, хитрость и жестокость. Он был именно таким, каким я и ожидал увидеть его, но, самое главное, он искренне был рад встрече со мной, однако радость эта имела специфический характер — так одинокий бродяга взирает на жилье, на которое он наконец-то набрел после долгих скитаний. Мы оба чуть переборщили, приветствуя друг друга, но в равной степени были рады своему взаимному энтузиазму. Когда с приветствиями и представлениями было покончено, Силки обронил: