— Понимай он до конца, что именно с ним сделали, предпочел бы умереть сам, — равнодушно скривился жрец. — В его смерти больше нет смысла.

— Так просто… — вздохнула я.

— Так просто… — повторил он, пристально глядя на меня.

А во взгляде — ничего. Безбрежность, пустота… А за ней — все, что он хотел, но не мог мне сказать.

Этот шаг к нему я сделала сама. Приподнявшись на цыпочки, тронула камень фиксатора.

— Завтра ты будешь об этом жалеть, — чуть слышно прошептал Риман, не сделав попытки меня остановить.

— Буду, — согласилась я, поведя губами по его щеке. — И не только завтра…

— Я должен буду тебя отпустить…

— Я должна буду уйти…

— Глупо… — склоняясь, выдохнул он мне прямо в ухо.

— Глупо, — повторила я, выворачиваясь, чтобы найти его губы.

Поцелуй длился и длился… Не пытаясь разбудить, завоевать — просто чувствовать, как тают в чужом тепле воспоминания, как уходит из души тяжесть, не в силах противостоять нежности, в которой хотелось утонуть, раствориться без остатка, перестать быть…

— За что?! — выдохнул он резко, дернулся, словно пытаясь вырваться, но тут же замер, когда я, ладонью, забралась под его тунику, прикоснувшись к упругой, приятно прохладной коже. — Почему именно сейчас…

— Молчи, — уткнувшись лицом ему в шею, попросила я. — Просто молчи…

— Как прикажет моя кайри, — без малейших усилий отстранив меня от себя, совершенно невпопад произнес он. — Ты — мой дар и… мое проклятие…

Возразить ему я не успела.

Кто из нас был мертвым, кто — живым… Тунику он сорвал с себя сам, оставив ее лежать рядом с плащом.

Белое на черном…

Футболку снимал с меня робко, сдерживая дыхание и едва касаясь кожи, словно опасаясь отпугнуть, задеть той силой, что билась, грозя смести нас обоих.

А я хотела ее! Этой необузданной, неукротимой жажды обладать мною. Смять, покорить, заставить кричать… не от боли, от страсти, от стремления чувствовать, как жаркой волной окатывает желание настолько простое и бесстыдно откровенное, что не обмануться, не ошибиться, не спутать одно с другим…