Одно утешало: с Пэтом, по его словам, делали то же самое. В действительности мы были самыми обыкновенными ребятами, таких везде как грязи, но для ФДП мы были незаменимым коммуникационным оборудованием, так что заботились о нас, как о призовых скакунах или премьер-министре, обычные люди такой заботы не знают. Это было утомительно.

Я не звонил Моди первые семь или десять дней после отъезда Пэта, мне было неловко. В конце концов она сама позвонила мне и спросила, в чем дело, злюсь ли я на нее за что-нибудь или считаю ее заразной? Тем же вечером мы встретились. Все это было не слишком весело. Она пару раз назвала меня «Пэт»; раньше это не имело значения, ведь мы с Пэтом привыкли к тому, что нас путают. Но теперь это было до крайности неприятно, дух Пэта все время присутствовал рядом с нами, подобно некоему скелету на пиру.

Когда она назвала меня так во второй раз, я сказал со злостью:

– Если ты так уж хочешь поговорить с Пэтом, я могу связаться с ним буквально за секунду.

– Что? О чем ты?

– О, я знаю, ты бы предпочла вместо меня Пэта! Если ты думаешь, что мне так уж нравится быть запасным вариантом, то сильно ошибаешься.

В ее глазах появились слезы, мне стало стыдно того, что я сказал, и от этого еще более неловко. В результате мы поругались, а потом я рассказывал ей, как меня надули.

Реакция Моди была для меня полной неожиданностью. Она не бросилась меня утешать, а вместо этого сказала:

– Ох, Том, Том! Неужели ты не понимаешь, что все это устроил не Пэт? Ты же сам во всем виноват.

– Что?

– Это совсем не его вина, а твоя собственная. Мне надоело смотреть, как ты разрешаешь ему крутить собой. Тебе прямо-таки нравилось, что он тобой крутит. У тебя было «желание поражения».

Тут я так разозлился, что даже с трудом сумел ответить:

– Что ты несешь? Звучит как дешевая попытка психоанализа. Ты еще скажи, что у меня «стремление к смерти».

Она сморгнула слезы:

– Нет. Вот у Пэта оно, может быть, и есть. Он всегда над этим шутил, хотя я знаю, насколько это опасно. Я знаю, что мы его больше не увидим.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы переварить все это.

– Ты хочешь сказать, – медленно произнес я, – что я нарочно дал Пэту себя обмануть, потому что боялся лететь?

– Что? Том, милый, я ничего такого не говорила.

– А прозвучало это именно так…