Поэтому для меня как гром среди ясного неба прозвучал голос Пэта, когда он свистом разбудил меня посреди ночи и весело прокричал:

С днем рождения!

Как? С чьим?

С твоим, придурок. Нашим. Что с тобой? Считать разучился?

Но ведь…

Да подожди ты. Сейчас как раз вносят торт и все собираются петь «С днем рождения». Я спою вместе с ними, для тебя.

Пока они занимались этими делами, я встал, натянул штаны и прошел в столовую. По корабельному времени была глубокая ночь, и здесь горело только дежурное освещение. В его свете я рассмотрел часы и календари – так и есть, по Гринвичу был наш день рождения, а если гринвичское время пересчитать на наше, домашнее, там сейчас как раз ужин.

Но это же не мой день рождения. Я живу по другому времени, и это казалось неправильным.

Задул все с одного раза, малыш, радостно объявил Пэт. Теперь-то уж мы обязательно продержимся еще год. Мама спрашивает, испекли ли тебе тортик?

Скажи ей, что да.

Ничего, мне, конечно, не пекли, но я был не в настроении объяснять, что и почему. Мама легко начинает нервничать, даже если ей не объясняешь эйнштейновскую концепцию времени. А вот Пэт мог бы и сам понять.

Родители подарили Пэту новые часы, и он сообщил: для меня оставили коробку конфет, – разрешаю ли я открыть ее и пустить по кругу? Я сказал ему: «Валяйте», уже не зная, то ли испытывать благодарность за то, что обо мне помнили, то ли обидеться за «подарок», которого я не могу ни потрогать, ни увидеть. Чуть позднее я заявил Пэту, что мне надо спать и, пожалуйста, пусть скажет всем «спокойной ночи» и «спасибо» от меня. Но заснуть не получилось. Я лежал без сна, пока в коридорах корабля не зажглись огни.