— Кто здесь исповедуется и кто исповедует?

— Ну конечно же вы, святой отец.

— Ну так продолжай!

Голос поспешно выпалил:

— Вы почувствовали запах шоколада, святой отец?

Желудок священника чуть слышно ответил за него.

Оба прислушались к печальному звуку.

— Так вот, святой отец, скажу прямо, я был и остаюсь… шоколадным наркоманом.

В глазах священника вспыхнули забытые искры. Любопытство уступило место юмору и через смех вернулось снова к любопытству.

— И из-за этого ты пришел сегодня на исповедь?

— Да, сэр, то есть, святой отец.

— Ты пришел не из-за того, что возжелал сестру свою, или замыслил прелюбодеяние, или ведешь великую внутреннюю войну с онанизмом?

— Нет, святой отец, — сокрушенно ответил голос.

Священник нашел верный тон и сказал:

— Так-так, ничего страшного. Давай наконец к делу. По правде говоря, ты для меня большое облегчение. Я сыт по горло фланирующими самцами и одинокими самками и всей этой дребеденью, которую они вычитывают из книг, а потом покупают водяные кровати, с головой ныряют в них с придушенными криками, когда эти кровати вдруг дают течь, и на этом все заканчивается. Продолжай. Ты меня заинтриговал, я весь внимание. Рассказывай дальше.

— Так вот, святой отец, вот уже десять или двенадцать лет моей жизни я ежедневно съедаю фунт или два шоколада. Я просто не могу бросить, святой отец. Он стал альфой и омегой моего существования.

— Наверное, ты ужасно страдаешь от прыщей, опухолей, карбункулов и угрей?

— Страдал. И страдаю.

— И все это не прибавляет стройности фигуре.

— Если бы я наклонился, святой отец, я опрокинул бы исповедальню.