Эстебан заметил Джантиффа — лицо его разочарованно вытянулось. Джантифф подошел к нему:
— Танзель ушла в лес, я нигде не могу ее найти.
Тут же, широко раскрыв глаза, подбежала Скорлетта — вокруг горящих черных зрачков показались белки:
— Что? Что такое? Где Танзель?
— Она ушла в лес, — запинаясь, повторил Джантифф, пораженный выражением лица Скорлетты. — Я ее звал и повсюду искал, но ее нигде нет.
Скорлетта издала ужасный вопль:
— Цыгане украли! А! Цыгане увели Танзель! Еще один пикник устроят! Будьте вы все прокляты с вашим пикником!
Схватив ее за локоть, Эстебан цедил сквозь зубы:
— Держи себя в руках!
— Мы съели Танзель! — задыхаясь, рыдала Скорлетта. — Сожрали мою девочку! Сегодня? Завтра? Какая разница?
Обратив лицо к небу, Скорлетта разразилась диким, душераздирающим воем — у Джантиффа задрожали колени.
Эстебан, с посеревшим лицом, тряс Скорлетту за плечи:
— Пойдем, пойдем! Мы их догоним у реки!
Повернувшись, он позвал остальных:
— Цыгане увели Танзель! Все в погоню, к реке! Надо их остановить, пока не отчалила лодка!
Объевшиеся участники пиршества неуклюже потянулись за Эстебаном и Скорлеттой. Джантифф сделал несколько шагов в ту же сторону, но желудочные спазмы заставили его остановиться. Круто повернув с тропы, он опустился на колени почти в бессознательном состоянии. Его рвало снова и снова.
Где-то рядом кто-то пел странную стонущую песню из двух перемежающихся тонов. Мало-помалу Джантифф понял, что звуки эти исходили из него самого. Он отполз на несколько метров под кусты и лежал плашмя, уткнувшись лицом во влажный мох. Сокращения желудка постепенно становились более редкими.
Во рту оставался кислый маслянистый привкус. Джантифф вспомнил соус, которым поливали мясо. Снова внутренности его скрутились и сжались, но изо рта вытекла лишь тонкая струйка горькой желчи. Отплевываясь, он поднялся на ноги, посмотрел мутными глазами по сторонам, вернулся на тропу. Издали доносились восклицания и окрики. Джантифф их не замечал.
В просвете листвы виднелась река. Джантифф пробрался к топкому берегу, прополоскал рот, омыл лицо, опустился на конец выступавшего из воды гнилого бревна.
Перекидываясь унылыми фразами, по тропе возвращались аррабины. Джантифф заставил себя встать, но, как только он направился к тропе, впереди послышались голос Скорлетты и бормочущий в ответ баритон Эстебана — они зачем-то свернули с тропы и теперь шли прямо к нему.