Светлый фон

Эстебан заметил Джантиффа — лицо его разочарованно вытянулось. Джантифф подошел к нему:

— Танзель ушла в лес, я нигде не могу ее найти.

Тут же, широко раскрыв глаза, подбежала Скорлетта — вокруг горящих черных зрачков показались белки:

— Что? Что такое? Где Танзель?

— Она ушла в лес, — запинаясь, повторил Джантифф, пораженный выражением лица Скорлетты. — Я ее звал и повсюду искал, но ее нигде нет.

Скорлетта издала ужасный вопль:

— Цыгане украли! А! Цыгане увели Танзель! Еще один пикник устроят! Будьте вы все прокляты с вашим пикником!

Схватив ее за локоть, Эстебан цедил сквозь зубы:

— Держи себя в руках!

— Мы съели Танзель! — задыхаясь, рыдала Скорлетта. — Сожрали мою девочку! Сегодня? Завтра? Какая разница?

Обратив лицо к небу, Скорлетта разразилась диким, душераздирающим воем — у Джантиффа задрожали колени.

Эстебан, с посеревшим лицом, тряс Скорлетту за плечи:

— Пойдем, пойдем! Мы их догоним у реки!

Повернувшись, он позвал остальных:

— Цыгане увели Танзель! Все в погоню, к реке! Надо их остановить, пока не отчалила лодка!

Объевшиеся участники пиршества неуклюже потянулись за Эстебаном и Скорлеттой. Джантифф сделал несколько шагов в ту же сторону, но желудочные спазмы заставили его остановиться. Круто повернув с тропы, он опустился на колени почти в бессознательном состоянии. Его рвало снова и снова.

Где-то рядом кто-то пел странную стонущую песню из двух перемежающихся тонов. Мало-помалу Джантифф понял, что звуки эти исходили из него самого. Он отполз на несколько метров под кусты и лежал плашмя, уткнувшись лицом во влажный мох. Сокращения желудка постепенно становились более редкими.

Во рту оставался кислый маслянистый привкус. Джантифф вспомнил соус, которым поливали мясо. Снова внутренности его скрутились и сжались, но изо рта вытекла лишь тонкая струйка горькой желчи. Отплевываясь, он поднялся на ноги, посмотрел мутными глазами по сторонам, вернулся на тропу. Издали доносились восклицания и окрики. Джантифф их не замечал.

В просвете листвы виднелась река. Джантифф пробрался к топкому берегу, прополоскал рот, омыл лицо, опустился на конец выступавшего из воды гнилого бревна.

Перекидываясь унылыми фразами, по тропе возвращались аррабины. Джантифф заставил себя встать, но, как только он направился к тропе, впереди послышались голос Скорлетты и бормочущий в ответ баритон Эстебана — они зачем-то свернули с тропы и теперь шли прямо к нему.