Я знаю, что так и не пояснил, почему две правки, по общему признанию легкие и незначительные, бросили меня в штопор и отняли у меня десять дней работы с большими мучениями. Я не знаю, как мне это объяснить, но это правда. Часть причин можно найти в моей чикагской лекции, которую Вы недавно читали. Я с неизбежностью пишу научную фантастику, руководствуясь единственным принципом – принципом экстраполяции и перемен, – но как только моя вещь попадает к редактору (как в данном случае), ее начинают проверять на соответствие куда более древним принципам, которые гласят, что наша нынешняя культура в высшей степени безупречна и я не должен лезть своими грязными руками ни к одной из ее деталей, которые дороги сердцу любого критика, который может прочитать мою историю. И это дошло до той стадии, когда я уже не могу продолжать. Могу ли я писать по-другому, пока не знаю. Не смогу, пока не вернется нормальное настроение. И я не знаю, как ей сказать, что я, похоже, не смогу выдать ей ту историю, которую она от меня ожидает, – я пробовал шесть или восемь раз, потратил впустую много дней, и все способы, которыми я могу выразить это, кажутся грубыми или неадекватными. Я знаю, что это выглядит глупо, но это правда.

Чуть позднее он признавался Лертону: «Я чувствую, что мы зашли в тупик с этой ювенильной серией».