Майлз догнал Корделию на подъездной дорожке у дома, перед фасадом. Он немного запыхался и, оглядев всю толпу, сказал:
– Знаю, что я слишком привык быть единственным ребенком. Но, мама, согласись…
– Ты забыл Марка посчитать, – откликнулась она. – Впрочем, с Марком – это еще вопрос, кто ты ему: брат или родитель.
– Брат, – твердо ответил Майлз. – Мы безоговорочно решили, что брат. Это все законно и так далее.
– Итак, из единственного ты становишься одним из одиннадцати. Несколько поздновато, но что поделать. Жизнь полна неожиданностей!
– Но не таких же… – обиженно пробурчал Майлз.
Корделия глянула на него с веселой насмешкой:
– Ну же, Майлз, милый. Зачем так мрачно смотреть на вещи, а? Надо во всем искать плюсы. Например, у тебя никто не будет отнимать игрушки. Это ж замечательно, правда?
Катриона, как раз проходящая мимо, расслышала последние слова и внесла поправку:
– По крайней мере пока они не вырастут.
– Это же полная чушь, – огрызнулся Майлз. – Я все время спрашиваю себя, что бы подумал об этом папа…
– Не был бы уверен насчет методов, зато результат ему бы понравился, я так думаю, – ответила Корделия. – Многое сложилось бы по-другому, если б я смогла вытащить его из Периода Изоляции целиком, а не наполовину, если б на него никогда не легла тяжесть регентства или, раз уж на то пошло, графства, если б мы жили где-нибудь тихой и частной семейной жизнью, если, если… Едва начинаешь так рассуждать, предположениям нет конца…
Майлз хмыкнул и переступил с ноги на ногу, опираясь на трость. Может, предложить ему сесть, а не заставлять стоять на ногах? Но через минуту ему бы все равно пришлось бы вставать. Окажутся ли его сводные братья такими же маниакально независимыми, каким был он в детстве, и не стоит ли предупредить об этом Оливера?
– Мне нравится Оливер, – признался он после недолгого молчания. – Всегда нравился. Хотя, как выяснилось, я знал его далеко не настолько хорошо, как думал. Я… не возражаю исправить это, если будет возможность.
– Мне бы этого хотелось, – ответила она негромко.
Майлз потупился и сказал с улыбкой:
– Да, и еще… Ты ведь, думаю, прекрасно понимаешь, что он уже законченный подкаблучник. Так что не третируй беднягу, ладно? – Говорилось это вроде бы не всерьез, но в голосе прозвучала обида за мужчин. Впрочем, была в его словах и доля восхищения: вот какая у него мать.
Мимо снова прошла Катриона. Майлз поглядел ей вслед.
– Ты должен кое-что в этом понимать. Оно того стоит?