Человеку, лишенному музыкального слуха, не объяснишь, почему тебя корежит, когда вторая скрипка берет чистое фа вместо фа-диез. Ну, диез. Жалкие полтона. И кроме второй скрипки, в оркестре полно других инструментов – хороших, правильных. И музыка приятная. Тирьям-пам-пам. Иди отсюда, зануда.

Человеку, лишенному чувства юмора, не объяснишь, в чем соль анекдота. Хоть по десятому разу изложи, акцентируя каждый нюанс – соль окончательно растворится в воде отчуждения, и раствор потеряет даже намек на вкус. Так же и он не сумеет доказать тебе, что пустить ветры в гостиной, полной народу – это верх комизма.

«А нам нравится!» – и кончен разговор.

Господи, за что караешь?! – раздавая достоинства, рождающие ворох проблем… Нравится, да? Очень нравится?!

Самое опасное заблуждение – когда тебе кажется, что лимит потрясений исчерпан. Рухни небо на землю, вывернись космос наизнанку, открывая пыльные ребра каркасов декораций, заговори кактус в оранжерее, читая лекцию по истории парикмахерского искусства – ты и глазом не моргнешь. Всякого навидался, разного натерпелся, пуд соли сьел и собакой закусил…

Вот тут-то оно и приложит, с размаху.

Позже в течение многих лет Тарталья будет видеть во сне эту сцену и просыпаться, крича. Не арест вудуни, не растворение в антисе, не сбор «ботвы» на захолустной планетёнке, а драку двух маленьких гематров. Жестокую, беспощадную, рассчитанную точнее, чем маршрут «Сечень-Китта», схватку брата с сестрой – спусковой крючок к грядущим событиям.

– Зараза!

– Дрянь!

– Говнюк сраный!

Он остолбенел. Слышать грязную брань из уст отменно вежливой Джессики – мозг отказывался верить, списывая все на аберрации слуха. Отключились чувства, заледенел рассудок; восприятие реальности впало в каталепсию. Лючано стоял и смотрел, машинально фиксируя происходящее, но дать чему-то оценку – о, это было выше его сил!