Мне трудно было его за это винить. Даже я, повидавший на своём веку много ужасного и невероятного, ещё никогда не видел столь кошмарного зрелища!

Произошло нечто невозможное: корпус нашего корабля превратился в пыль, развеявшуюся в космической пустоте. Осталась рубка с её негерметичными прозрачными стенами, передо мной светился пульт управления, над пультом завис полумесяц загадочной планеты и звёзды, справа от меня — Медведь, полуживой, испуганный, за его спиной звёзды, позади меня кухонный робот и склад провизии, шасси, плавник-радиатор и — снова звёзды. От «МБП» остался один скелет!

В рекордно короткое время уложив в голове сей невиданный факт, я встряхнулся и включил шлемофон… Но не сразу придумал, что мне сказать моему спутнику. Не говорить же ему: «У нашего корабля пропал корпус, ты тоже это заметил?»

— Ты в порядке? — наконец спросил я.

— Да-а…

— Отлично.

Я обернулся к пульту управления и принялся воскрешать термоядерный двигатель. По-моему, кроме корпуса, с корабля ничего существенно важного не улетело. То, что крепилось к корпусу, крепилось и к другим предметам.

— Что ты делаешь, Би? — всё ещё отчаянно дрожащим голосом поинтересовался Медведь.

— Хочу вытащить нас отсюда. Конечно, ситуация аховая, но…

— Зачем?

— Что — зачем?

— Зачем нам улетать?

Ясно! Всё-таки спятил он, а не я! Брюхошлепы от природы хрупкие существа.

Я включил двигатель на самую малую мощность, отключил гравитационный тормоз и только потом повернулся к Медведю.

— Послушай, — как можно мягче произнёс я. — У нашего корабля пропал корпус. Его нет! Он испарился, ты видишь?

— Да, я заметил. Но то, что осталось от корабля, по-прежнему моё?

— Да, конечно.

— Тогда я хочу приземлиться. Сумеешь меня отговорить?

Нет, всё-таки он не спятил. Но и не шутил. Он был абсолютно серьёзным.

— Шасси исправны, — продолжал Медведь, — Скафандры будут защищать нас от радиации в течение трёх дней. Мы можем приземлиться, а через двенадцать часов тронемся обратно.