Светлый фон

— Розенфельд, — ответила Па.

— Когда ты порвала с Инаросом, я это понял. Я даже отнёсся к этому с уважением. Я был разочарован, когда ты обратилась к Джонсону. Но это? Стать марионеткой Крисьен Авасаралы и Эмили Ричардс. И Холдена? — он покачал головой. — Что с тобой стало, Мичо? Ты изменилась.

— Ситуация изменилась. А я всё та же. И вот что случится дальше. У меня в вашем доке — разогретый двигатель Эпштейна. Если я увижу любую активность — расстреляю всё и подорву доки. Если увижу любые поднимающиеся с поверхности корабли — я собью их и подорву доки. Если замечу хоть что-то, напоминающую попытку подобраться к «Солано», я просто подорву доки. Если хоть один корабль Вольного флота приблизится к Палладе на сто тысяч км, я подорву доки. И ты окажешься губернатором старой разбитой станции, которая не в состоянии ни получать, ни вывозить припасы.

— Принято к сведению, — сухо сказал Розенфельд.

Говорить больше было не о чем, но она не разрывала соединение. Пока. Потом добавила:

— Используй возможности.

— Что, извини?

— Ты же прирождённый политик. Используй эту возможность. Я даю тебе повод выйти из этой битвы. Можешь сказать Марко, что я тебя вынудила. Тебе даже врать не понадобится. Даже если он уничтожит всех нас, ты же знаешь — он не может управлять системой. А твой план?

— Мой план? Что за план?

— Тот, где ты встаёшь позади трона. Марко — лицо на публику, марионетка, а ты — реальная сила. Только этот план не сработает. Он не даст себя контролировать. Он с трудом предсказуем. Я тебя не виню. Я сделала ту же ошибку. Увидела в нём то, что хотела видеть. Но я ошибалась, как и ты. — Лицо Розенфельда осталось невозмутимым. Мичо кивнула. — Ты знаешь волшебное слово?

— Нет. — В голосе слышалось презрение. — Какое ещё волшебное слово?

— Упс. Тебе нужно бы сказать «упс», Розенфельд. И признать, что сделал ошибку. Что мой корабль нацелен задницей прямо на тебя. Это твой шанс исправить то, что ты выбрал неверную сторону.

— Хочешь, чтобы я тебя за это благодарил?

— Лучше проследи за тем, чтобы у всех на станции были вода и пища. Обеспечить им безопасность, пока всё не закончится.

— А когда это произойдёт?

— Я не знаю, — сказала Мичо и разорвала соединение.

Она несколько долгих минут неподвижно сидела в кресле, пристёгнутая ремнями, и слушала знакомые голоса и звуки. Челюсть ныла — так сильно она стиснула зубы. На ключице появился синяк, и она не смогла вспомнить откуда. Мичо прикрыла глаза. Лаура сообщала Бертольду, сколько у них осталось снарядов ОТО. Оксана и Эванс смеялись, просто так — стряхнуть напряжение, порадоваться, что они в каком-то смысле всё-таки выиграли бой. Пахло горячей сваркой и герметиком — на корпусе латали пробоины. Её дом. Её люди. Всё это наполняло ее легкие.