Вошел высокий флотский. С ним была женщина в униформе «Пинкуотер». Пракс поднял глаза. Он столько раз воображал эту минуту в сочащихся ужасом: ночах, что теперь ему стало чуть ли не любопытно: насколько действительность совпадет с ожиданиями. Будут ли его бить? Запугивать? Станут ли угрожать Мэй, Джуне и Наталии? Он слыхал, что иногда пленников подсаживают на наркотики, а потом грозятся прекратить снабжение, чтобы ломка доделала остальное.

– Доктор Менг, – заговорил высокий, сев напротив. Принимают ли они фокусирующие стимуляторы? Пракс слышал о таких, но не знал, как они действуют. – Квиана Карвонидес была вашей подчиненной. У нас записано, что вы опознавали тело.

– Да, – признал Пракс. Что толку отрицать? Поверят ли они, если он станет отрицать все подряд? Или этим он только выдаст себя? На него смотрели все эти черные механические глаза и еще бледно-карие глаза высокого. Только женщина из «Пинкуотер» уставилась в свой ручной терминал. – Опознавал. У Карвонидес, по-моему, не было родственников на станции. Впрочем, я точно не знаю. Что-то не так?

– Она работала с патентованными дрожжами. Так?

– Среди прочих наших тем. – Пракс кивнул. Слишком он взволнован. Заметят!

– В частности, и над ними?

У Пракса пересохло во рту. Холод подползал от ног к копчику. Что он наделал! Почему не сидел тише мыши? Нет, не то. Для всего, что он совершил, имелись причины. И риск он сознавал. В частности, риск оказаться здесь, в этой комнате, хотя в какой именно, он заранее не знал. Он задумался, наблюдает ли за ним кто-то еще, или паучьи глаза связаны с какой-нибудь программой, которая анализирует его и выдает ответы.

– Доктор Менг?

– Да, простите. Да, она работала над продовольственными дрожжами. Это, гм, организмы, которые используют широчайший спектр электромагнитных излучений так, как обычные растения используют свет. Их реконструировали по данным о строении протомолекулы. Такие дрожжи производят в радиопластах сахара, и, гм, их строение позволяет преобразовать эти сахара в более сложные питательные вещества.

Двое переглянулись. Пракс не знал, что значит этот взгляд. Как проживет без него Мэй? Она уже большая. Почти подросток. Так или иначе скоро начала бы удаляться от семьи. Может быть, не худшее время лишиться отца. Вернут ли его тело в утилизатор? Нельзя об этом думать. Не время.

– Что вы можете рассказать о штамме восемнадцать- десять? – спросила женщина, и Праксу почудилось, что она видит его насквозь. Видит кости, кровеносные сосуды. Никогда он не чувствовал себя таким голым. Хотел, откинувшись на спинку, качнуться на стуле, но болты только скрипнули, не поддавшись. Только теперь Пракс заметил на стене щербины и царапины. Закрашены, но просматриваются. Не хотелось и думать, от чего они.