— Потерпи, — сказал отец, — если Конс сказал, значит, встретит.

— Может, долина не та? — спросил Туки.

— Потерпи, — повторил Ричард.

Ингерда замечала, что он волнуется. Это почти не было заметно, может, ресницы дрожали чуть чаще, может, лицо его было слишком напряженным, может, дыхание слишком глубоким. В космосе он был совершенно спокоен. Она любовалась им во время дежурства и все время просилась выйти в его смену. Встреча с аппирской планетой неуловимо изменила его.

— Посиди в антиграве, — посоветовал он, — ветер ледяной.

Глаза у него были грустные, как у бездомного пса.

— Па, все будет хорошо, — успокоила его Ингерда, — никуда она от тебя не денется.

— Что? — не понял Ричард.

— Она любит только тебя. Я всегда это знала.

— Нет, девочка, — он усмехнулся, — все было не так.

Антиграв стоял, упираясь в почву четырьмя опорами, пучеглазый, как яичница-глазунья, огромный, белый с желтыми иллюминаторами. Межпланетные расстояния давались ему легко, и сесть он мог на любую поверхность, хоть на воду, хоть в расплавленную магму. Старые антигравы становились насквозь черными и прокопченными. Этот был новый, только-только с монтажной орбиты, поэтому сверкал и лоснился. Из бокового люка Туки выкатил два обычных бескрылых модуля, один полосатый, другой красный.

— Ну что, капитанская дочка, хочешь прокатиться?

— Всем ждать, — ответил за нее Ричард.

— Да мы на пять минут, — начал было препираться второй пилот, — так сказать, обзорный вылет.

— Люк захлопни, — неумолимо сказал капитан, — и трап убери. Все равно уже все вышли.

Туки виновато взглянул на Ингерду, пожал плечом и отправился выполнять свои обязанности.

— Как представлю, — вздохнула Ингерда, — что я не была бы твоей дочерью!

— Ну и что?

— Это было бы ужасно, — засмеялась она.

— Во всяком случае, ты сидела бы сейчас дома, а не болталась по космосу.