– Храбр, – Климов поднял голову и посмотрел на Стратига. Тот хмуро глянул на него. – Как я умер? Что со мной стало на Марсе? Я не могу вспомнить, хотя всё остальное помню, будто это было вчера.
– Может, оно и к лучшему?
– Я уверен, что ты точно знаешь. Какой смысл скрывать?
– Умер как самый настоящий Хранитель, во время погони за Эваларин и Амоном… если мне память не изменяет.
Фрол задумался, эта версия не получила отклика, и ему это показалось странным.
– Еще я не помню, откуда на Марсе взялась акхэя лэ ра. Как мы такое допустили? Или это было дело рук Храмовников?
– Ты помнишь легенды и мифы об акхэе? – спросил Чеславич в ответ.
– Отрывки, да и то со слов твоей сес… – он осекся, – Эваларин.
– Разумеется. Она считалась главным экспертом по этой… хм-м… субстанции. Что мешало ей принести её на Марс?
– Знание того, что будет после, – ответил Климов. – Она бы этого никогда не сделала.
– Ну, значит, она позволила это сделать кому-то другому, – развел руками Стратиг. – А Хранители… Что ж, мы были заняты тем, что спасали наш остров и нашего Творца. Никто не думал получить удар в спину. Причем хорошо спланированный. – Он усмехнулся.
– Если Эвала была с нами, то, может, это был Амон?
– Какое это теперь имеет значение? Мы всё равно возродим Хранителей здесь. Остров Творцов по-прежнему будет в надежных руках. Хранители в телах Творцов… мечта.
Громов слушал их, и к их голосам стал примешиваться шепот самого Источника, который показывал обрывочные картинки чьих-то воспоминаний. Они будто транслировались из недр планеты, где пульсировал какой-то кристалл.
– Эй, Фрол, или как там тебя! – повернулся к ним Иван. – И ты этому веришь? Неужели ты не видишь, как его изнутри пожирает тьма? Ему плевать на Хранителей и вашу миссию. Он уже давно не перводуша Марса!
– Он не видит, дружок, – покачал головой Чеславич. Иван понял, что сейчас слышит Стратига только он. – Видеть ее могут лишь те, кого она коснулась, а молнии ему ни о чем не скажут.
– …Тебе это с рук не сойдет.
Храбр засмеялся.
– Уже сошло, – ответил он, смахнув с лица прядь белых волос.
Прямая дорога внезапно закончилась. Теперь перед путниками предстали четыре пещерных хода, где царила абсолютная темнота. Они все были под наклоном – тут начинается Восхождение. Над каждым из входов горел какой-нибудь символ, ни о чем не говоривший, но имевший какое-то значение.