На следующий день барометры показали давление, равное одной десятой нормального. За следующие несколько дней давление это быстро выросло, так что атмосфера полностью восстановилась задолго до того, как Земля вышла на свою окончательную орбиту.

Но замерзшие моря и океаны таяли гораздо медленнее, и еще долгие годы Земля оставалась ледяной планетой. Великая весна сопровождалась множеством маленьких катастроф; почва, как и полагается, оттаивала сверху, и это приводило к многочисленным оползням на склонах, порой уносившим вниз огромные массы земли и камней. Поверхность планеты превратилась в сплошное болото. Океаны тоже оттаивали сверху, в результате чего то и дело внезапно всплывали громадные блоки менее плотного льда, вызывавшие небольшие приливы.

Но все это казалось нам пустяками. После стольких лет тяжелых испытаний мы наконец-то обрели надежную гавань и благополучно разрешили конфликт с Тельбиром. Я затем несколько раз бывал на этой прекрасной планете. Освобожденные от паразитов-р’хнех’еров, тельбирийцы делали большие успехи, и мы помогали им чем только могли.

Как только кризис закончился, я сложил свои обязанности верховного координатора и вместе с Кельбиком вошел в Совет властителей. И в первый же день 4629 года, представ перед Советом, в котором председательствовал Хани, я официально объявил народам Земли и Венеры, что эра Великих Сумерек завершилась.

Но оставалось еще немало нерешенных проблем. Например, мы хотели и далее поддерживать теплые отношения с народом Кириоса Милонаса. Обнаружение р’хнех’еров вкупе с имевшим место много веков назад вторжением драмов свидетельствовали о том, что мы не одни в этой вселенной. Да и потом, возможно где-то, в сиянии славы их юной цивилизации... или же в позоре рабства, нас ожидали потомки экипажей пропавших звездолетов.

Именно поэтому, присоединившись к Кельбику и его команде, я и решил посвятить себя исследованию проблем гиперпространственных передвижений и временных скачков. Между нами не было никакого соперничества. Кельбик возглавлял лабораторию с того самого момента, когда я вынужден был ее оставить, и дальше вел работу уже самостоятельно. Я же по возвращении получил возможность ознакомиться с тем, что было сделано за время моего отсутствия, и отнюдь не претендовал на руководящую роль. На двоих нам дел более чем хватало!

Мне понадобилось более десяти месяцев, чтобы наверстать упущенное! То была самая трудная в моей жизни работа, но я с ней справился, потому что не хотел провести остаток своих дней в положении почетного пенсионера. В конце концов, мне было всего пятьдесят четыре — расцвет молодости для нас, обычно живущих лет двести!