— Идиоты! —закричал Дулла.— Вы видите, что вы наделали?

— Я поджег всего несколько шаров, ну и что? — сказал Спадетти.

— Шары! Протри глаза, пьянчуга. Ты видишь — там человек? Он решит, что мы пытаемся убить его. Теперь он вернется на свою базу' и доложит, что Народная Республика объявила им войну. Это может плохо кончиться для нас.

— Тише, Дулла,— сказал Фен.— Теперь нам плевать на отношение к нам Жирных и гризи. Помощь уже в пути.

— Ты такой же идиот, как и он. Зачем нужно было стрелять?

— Хотелось бы мне,— ответил Фен,— чтобы тебя не спасали, Дулла. Здесь было спокойнее, пока ты торчал у крин-питов.

— А мне бы хотелось,— выпалил Дулла,— чтобы нашим лидером был кринпит, который хотел меня убить. Он менее безобразен, чем ты, и гораздо умнее.

Этот кринпит был за много километров от лагеря пипов и почти так же зол, как Дулла. Его привели в почти безумное состояние голод и постоянный ослепляющий шум в лагере. В мире кринпитов никогда не было тишины, но уровень шума всегда был приемлемым. Шестьдесят-семьдесят децибелов, за исключением редких случаев грозы с раскатами грома.

Для Шарнигона пребывание в лагере стало пыткой. Иногда здесь было тихо и спокойно, иногда ослепительно шумно. У кринпита не было внутреннего механизма для уменьшения чувствительности слуховых нервов. Шарн-игон понятия не имел, какие тут приборы и для чего они. Но он мог распознать каждый прибор: завывание сверлильной машины, мягкий рокот геликоптера, визги электропилы, глухие удары водяного насоса. Шарн-игон прибыл в лагерь почти ослепшим. После пребывания возле мотора геликоптера он чувствовал себя как человек, долго смотревший на солнце незащищенными глазами. В состоянии слепоты он оставался очень долго. Его сразу же поместили в железную клетку. Кринпит пытался перегрызть прутья, но это ему не удалось. Как только появлялась царапина, прут сразу же заменяли новым. Ядовитые Привидения — обитатели лагеря — без конца беспокоили его, называя его имя, имитируя каким-то таинственным образом произносимые им звуки. Шарн-игон понятия не имел о звукозаписи, и когда воспроизводился его собственный голос, он ощущал себя как человек, впервые увидевший в зеркале свое отражение. Он понял, что Ядовитые Привидения хотят поговорить с ним, но редко откликался. Ему нечего было сказать им.

И он умирал от голода. Его кормили почти одними растительными продуктами. Ел он с отвращением, и голод еще больше усиливался от запаха Нижних Привидений и даже Верхних Привидений. Но Ядовитые Привидения не давали ему мясного. И потом, почти все время вокруг был этот ослепляющий шум... Шарн-игон был близок к тому, чтобы сойти с ума.