Среди туристов мелькнуло лицо ее отца, который вовсе не удивился, увидев ее.

— Привет, дорогая,— сказал он.— Я принес твою игрушку. Она взяла у него камеру и придирчиво осмотрела ее. Камера была тяжелее, чем казалась на вид. Значит, нужно быть осторожной и не давать ее никому.

— Не пытайся снимать,— сказал отец, садясь в машину..— Повесь на шею, и все. А когда прибудешь, куда направляешься...— Он нажал на затвор, и камера открылась, обнаружив предмет, отливающий тусклым металлическим блеском.— Это то, что тебе надо. И еще сто тысяч нефтедолларов в сумке.

Спасибо, папа.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Ты не сказала матери, что я позволил тебе пойти на это?

— Конечно, нет!

— И не говори,— одобрил он задумчиво.— Как обстоят дела в Кемп Детрик?

— Неплохо, папа. Ты дашь мне транспорт, и я смогу послать несколько стоящих парней.

Он кивнул.

-- Ты знаешь, вины обстреляли одного из наших парней. Все обошлось без последствий, но прецедент есть.

— Он не отстреливался?

— Нет! Это твой старый знакомый по Болгарии. Насколько я знаю, он не верит в то, что применение силы подействует. По моему требованию, он доложил об инциденте в ООН. У него есть ленты и снимки, доказывающие, что это было нападение.

Отец взглянул в окно машины. Они уже пересекли Сену и углублялись в рабочий пригород Парижа.

— Здесь я выйду. Увидимся в Вашингтоне, дорогая. Береги себя.

На следующее утро Мэгги была в Триесте. Но здесь она была уже не Мэгги Миннингер и не Эстер Бернарди, а сонной швейцарской домохозяйкой. Югославскую границу она пересекла на наемном фиатовском электромобиле. С нею ехали женщины, намеревавшиеся купить дешевые овощи в Югославии. Приехав в Загреб, она пересела в автобус, который направлялся в столицу. Предмет, который передал ей отец, находился в плоском пластиковом мешке под свитером и старой потрепанной книжкой. Она очень устала и хотела спать.

Мэгги росла в семье Годфри Миннингера. Она была единственным человеком в мире, которому ее отец доверял полностью. Вначале он делился с ней потому, что она еще ничего не могла понять и можно было спокойно говорить при ней все. Затем потому, что она стала хорошо его понимать. Она знала курьеров и двойных агентов. Она выросла в атмосфере шпионажа и тотальной подозрительности, ликвидаций предателей и врагов в самом центре зловещей паутины, окутавшей весь мир.

Но сейчас она была не в центре паутины, а на самом краю ее, где риск был особенно огромным, а наказание мгновенным и жестоким. Она быстро шла по улице, избегая прямых взглядов. Двери маленьких магазинчиков были открыты, и ее это радовало. Потянуло острым запахом жарящегося мяса из закусочных, тошнотворным запахом немытых подмышек из одежных лавок. Вскоре она увидела дом, который искала. Надпись гласила: «Электротек, Мюнхен». Офис располагался над небольшой мастерской, где мужчина что-то шил на допотопной швейной машинке.