— Хелло. Только что подвез нашего друга Дуллу: он отправился домой.

— Он, кажется, в плохом настроении,— заметил Дейлхауз. Пилот улыбнулся.

— Да, должен сказать, его самолюбие серьезно пострадало. Он не хотел, чтобы мы узнали, как он использовал для поездки кринпитов. Вы-то знаете? Они спустились по реке на лодке, а восемь-десять километров кринпиты тащили его на носилках.

Гарриет заметила:

— У него было бы получше настроение, если бы ты, Дэнни, не оскорблял его.

— Я? Как?

— Он решил, что ты издеваешься над ним, сказав, что слишком мало пипов выжило. Лицо у него сразу вытянулось.

Дейлхауз запротестовал:

— Я не это имел в виду. Просто у него такой характер — все принимать в штыки.

— Ладно, забудь,— посоветовал Капелюшников.— У него дружки — эти крабы, пусть они и заботятся о его настроении.

— Этого я тоже не понимаю, Каппи. Кринпиты едва не убили его.

— Да, как получилось, что они таскают его на себе по джунглям пакистанского сахиба?

— Я не могу этого объяснить,— угрюмо глянул на Дэнни Войн.— И не могу сказать, что это мне нравится. Помните первого кринпита, которого мы принесли сюда? Его звали Шарн-игон. Он ненавидит всех людей. Его подруга погибла при первом контакте с пипами, и теперь он хочет мстить. Он подбивает на бунт всех кринпитов поблизости, и мы не можем наладить с ним контакт. Я предполагаю — он считает, что пипы достаточно наказаны, и хочет помочь им наказать нас. Так что будущее мне представляется весьма мрачным.

Войн шел с ними к взлетной полосе, избегая смотреть в глаза. И то, что он говорил, скорее походило на монолог, чем на разговор.

Капелюшников примирительно сказал:

— Эй, Войн, ты обижен?

— Я? Почему? — Но Войн не взглянул на русского.

Каппи посмотрел на своих товарищей, затем снова обратился к Войну:

— Ты знаешь, что мы оба члены великого братства пилотов. Почему мы должны ссориться?

— Да я не с тобой лично,— сказал Войн.— Я бы дал съесть себе ползадницы, если бы таил злобу против тебя. И мне хотелось бы более открыто говорить о том, чем мы здесь занимаемся.