Светлый фон

— И что ты ему посоветовал?

Реймонт скривился.

— Я перечислил тех, кто, как мне кажется, безусловно, нуждается в лекарствах, а кто и без них пока обойдется.

— Тут дело не только в психологическом эффекте, ты же понимаешь, — сказала Чиюань. — Слабость. Чисто физическая усталость от попыток что-то делать в невесомости.

— Это понятно, — кивнул Реймонт, зацепился ногой за скобу и начал раздеваться. — Но это необходимо. Профессионалы-космонавты знают, как себя вести, и мы с тобой знаем, и еще несколько человек. Мы умеем приспосабливаться к невесомости, понимаем, как надо координировать работу мышц, так чтобы они не уставали. Беда в том, что наши сухопутные ученые этого не умеют.

— Сколько еще это протянется, Чарльз?

— Как сейчас? Кто знает? Завтра собираются реактивировать силовые поля, запустить внутренний генератор на малых оборотах. Осторожность нужна — всякое может случиться. Вдруг мы попадем в зону плотной материи скорее, чем ожидаем. В лучшем случае к границам клана мы подберемся через неделю.

Чиюань облегченно вздохнула.

— Ну, это хорошо. Неделю продержимся. А потом… отправимся к нашему новому дому.

— Очень надеюсь, — сонно пробурчал Реймонт, сунул одежду в шкаф, слегка поежился, хотя в каюте было тепло, и принялся натягивать пижаму.

— Надеюсь? — встревоженно переспросила Чиюань и вздохнула так сильно, что ее отнесло от кровати. — Не уверен?

— Послушай, Айлинь, — устало проговорил Реймонт. — Ты не хуже других представляешь себе, какие у нас дела с техникой. Что я тебе могу ответить, сама подумай.

— Прости, но…

— Неужели надо винить офицеров, если пассажиры не желают слушать их сообщения, а если слушают, не желают понимать? — гневно оборвал ее Реймонт. — Кто-то опять пустился во все грехи тяжкие! Прячутся — кто за апатию, кто за религию, кто за секс, кто еще за что-нибудь, лишь бы забыться. Большинство из вас… да, здорово, конечно, было работать над исследовательским проектом, кто спорит; но и он превратился в подобие защитной реакции. О чем бы ни думать, только не об этой гадкой бяке Вселенной. Теперь, когда вам стала мешать невесомость, все снова забились в норки. Валяйте, забивайтесь! — рявкнул Реймонт. — Только меня не трогайте, хватит. Вот вы все уже где у меня, ясно?

Реймонт рывком натянул пижаму, подлетел к кровати и пристегнул к поясу тросик. Чиюань потянулась к нему, попыталась обнять.

— О, любимый… — прошептала она. — Я виновата. Ты ведь так устал, правда?

— Нам всем тяжко, — буркнул Реймонт.

— Тебе тяжелее всех, — покачала головой Чиюань и стала нежно гладить лицо Реймонта, едва касаясь кончиками пальцев скул, обтянутых желтоватой кожей, залегших на лбу и щеках морщин, ввалившихся, покрасневших глаз… — Почему ты совсем не отдыхаешь?