— Вы это чего? Лапы на топливо сменять решили? — аккуратненько интересуюсь у начальства, до рези в глазах вглядываясь в знакомые лица.

— А ты — ботинки на жратву? Облом, тут иной фасончик в ходу, — хмыкает Варг, кивая на вырулившего из-за шасси «Дерзающего» марабу. Ну, или кого-то, очень на него похожего. Носатая такая птицевидная каланча с куриными лапами. Щелкнув клювом на разверещавшиеся шары, которые прыскают от него в разные стороны, абориген косится глазом на ящики и принимается часто кивать, что-то резко и хрипло каркнув.

Соколова, наморщив лоб, тем временем напряженно думает, и вдруг ее глаза округляются. Она таращится то на ботиночное узилище плазмюка, то на собственный кулак, озаренная какой-то очередной догадкой.

— Нюк! — вдруг орет Ярка так, что даже птицеподобные клиенты слегка вспархивают, издав нервное кудахтанье. — А ведь Рекичински изначально не мог быть плазмюком! Он же…

Доорать она не успевает. Потому что Варг как раз вскрывает один из контейнеров, дабы получатель удостоверился, что товар тот самый, и вдруг озадаченно замирает над ним, сочно помянув обыкавшуюся уже где-то там зиркову прародительницу. Дружно заглянув внутрь, обнаруживаем присыпанного игривыми куролапами… Ларссена-Рекичински. Бледного. И недвижимого.

Глава 64. Кадет Соколова. А вдруг Омен?!

Глава 64. Кадет Соколова. А вдруг Омен?!

— Жив. Кажется, — произносит Варг, потыкав в настоящего Ларссена похожим на корень мощного дерева пальцем. — Просто в отрубе.

— А у меня здесь еще один — точно такой же, только жидкий, — информирует Нюк, встряхивая ботинок. — Но этот, кажется, настоящий.

— Та-а-ак… Понятно, — подытоживает Вегус, взваливая болтающегося тряпичной куклой суперкарго на плечище, и кивает нам с Нюком на трап: — Впереди меня! Кислород приготовьте. Цилли, сдашь груз, заберешь документы.

— Корме Шухера что настоящий, что протоплазменный экземпляр показывать, конечно, бесполезно, — вслух размышляю я, подставляя бока дезинфекции, — так что предлагаю подлинник для начала по старинке окатить водичкой, а соплеобразный клон сунуть в камеру глубокой заморозки. Она герметично запирается.

— Ты просто прирожденная сестра милосердия! Только в одном ботинке я лететь не согласный, — возражает Нюк. — А вытряхивать боязно как-то… А ну, как сквозанет в вентиляцию!

— Ну вот с ботинками у нас напряг, — развожу руками я, — даже куролапы — и те теперь сбагрили. Придется пожертвовать обувкой во имя безопасности Пяти Галактик. Да и все равно ты в полете в тапках шастаешь.

Пока Стратитайлер пакует ботинок-темницу в герметичный контейнер вместе со злодейски ухищенным розовым шариком, я припускаю в медблок. Варг через пару минут притаскивает Рекичински и шмякает его на кушетку, а я в свою очередь шмякаю тому на лицо кислородную маску. Может, я, конечно, и неважнецкая сестра милосердия, но посмотрела бы на самого Нюка, случись ему лобзаться с хищной протоплазмой! После такого все источники милосердия напрочь пересохнут до состояния тарнакских пустынь. Вдруг ЭТО меня своими токсичными слюнями успело изгваздать? Я ведь хоть убей не помню, что происходило за пару минут до того, как Нюк спугнул склизкого оборотня. Последнее, что ясно сохранилось в памяти — несмолкаемый говор, от которого меня впервые в жизни посетило что-то вроде приступа космической болезни. А потом все как в тумане. Впрочем, мне не привыкать. Первый-то поцелуй тоже с тем еще… плазмюком в свое время случился. И также в момент явного и серьезного помрачения рассудка.