Пытаясь ухватиться за скафандр Уртейла, рука Бигмана коснулась одного из щупалец и рефлекторно отдернулась. Ледяной холод проник через перчатку и ожёг руку. Странно, подумал Бигман, каким способом она вытягивает тепло из тела. Бигман отчаянно рвал бластер, приподнимая и выкручивая его. И сначала он не почувствовал ледяного прикосновения к спине, но затем холод объял и его и больше не отпускал. Когда он попытался отпрыгнуть, то увидел, что уже не может сделать этого. Щупальца протянулись и обняли его.

Казалось, эти двое рождены вместе, настолько тесно они были прижаты друг к другу.

От холода возникла мучительная боль, но Бигман выкручивал бластер, как одержимый.

Бормотание Уртейла ошарашило его:

— Бесполезно…

Уртейл пошатнулся, а затем влекомый слабым тяготением Меркурия, опрокинулся на бок, увлекая за собой Бигмана. Тело марсианина окоченело и потеряло чувствительность. Фонарь на шлеме Бигмана тускнел по мере того, как энергия блока питания переходила в прожорливые, сосущие энергию щупальца.

Ледяная смерть уже была недалеко.

Лаки, оставив Бигмана в рудниках Меркурия и переодевшись в изо-скафандр, из тишины, царящей в ангаре «Метеора», вышел на поверхность Меркурия и повернул лицо к «белому призраку Солнца». Довольно долго он стоял неподвижно, снова рассматривая молочную люминесценцию Солнечной короны. Наблюдая, он разминал руки и ноги. Изо-скафандр был более мягок и гладок, чем обычный космический. Это, сочетаясь с его легкостью, создавало необычное ощущение отсутствия скафандра вообще. Звезды были столь же ярки и многочисленны, как в открытом космосе, и он не обращал внимания на них. Он искал в небе нечто другое. Прошло два земных дня с тех пор, когда он последний раз видел эти небеса. В течение этих дней Меркурий передвинулся на одну сорок четвертую часть своей орбиты вокруг Солнца. Это значило, что более восьми процентов неба появилось на востоке и столько же исчезло на западе. Это означало, что на небе зажглись новые звезды и планеты. Венера и Земля должны были возникнуть на небе, одна вслед за другой. И они взошли. Венера повыше, бриллиантово-ослепительная крупинка белого света, куда более яркая, чем кажется с Земли. Оттуда Венера видна из невыгодного положения. Она проходит между Землей и Солнцем, так что когда Венера наиболее близка к Земле, просматривается только ее теневая сторона. С Меркурия Венера была видна полностью освещенная. В это время она находилась на расстоянии тридцати трех миллионов миль отсюда. Однако наиближайшее расстояние составляло двадцать миллионов миль, и тогда зоркий глаз мог увидеть ее как крошечный диск. Но даже сейчас ее свет почти соперничал со светом Короны, освещая скалы. Лаки подумал, что он может повернуться так, что от него будут отходить сразу две тени: одна — от света Короны, неясная и расплывчатая, — другая от Венеры, гораздо более резкая. Он подумал, могла бы при идеальном стечении обстоятельств возникнуть еще одна тень, третья — от самой Земли. Землю он тоже обнаружил без труда. Она находилась у самого горизонта и хотя была ярче, чем любая другая звезда или планета на небе, выглядела гораздо бледнее по сравнению с великолепной Венерой. Земля была более тусклой, находилась дальше от Солнца. Ее окружали облака, и поэтому она отражала меньше света, чем могла бы. Тем более, что была в два раза дальше от Солнца, чем Венера. Но, с другой стороны, Земля выглядела великолепно. Если свет Венеры был абсолютно белым, то свет Земли имел зеленоватый оттенок. И около Земли, почти скрываясь за линией горизонта, висела маленькая желтая точка Луны. Вместе Земля и Луна представляли собой уникальнейшее зрелище на небосводах планет, расположенных внутри орбиты Юпитера. Лаки любовался этим зрелищем больше, чем следовало бы, но он не мог отвести от него глаз. Обстоятельства часто забрасывали его далеко от родной планеты, поэтому она становилась для него все дороже. Квадрильоны людей, живущих по всей Галактике, были родом с Земли. Как и для всего человечества, она была его настоящим домом. Какой человек без трепета мог смотреть на крупинку земного света. Лаки отвел глаза и встряхнул головой. Его ждала работа, которую надо было делать. Твердыми шагами он направился навстречу мерцающей Короне, скользя по поверхности, что было обычным при низком тяготении, держа фонарь включенным и сосредоточив взгляд на почве, чтобы не споткнуться о неровности грунта.