— Не волнуйтесь, — произнесла Фенчерч, пристально глядя на Артура поверх стакана, — мы еще поговорим.

И сделала еще глоток.

— Возможно, — добавила Фенчерч, — если бы не она, у нас ничего бы не получилось.

Фенчерч улыбнулась уголком рта и встряхнула головой. Волосы вновь упали ей на лицо.

Она была совершенно права.

Артуру пришлось признать, что она была совершенно права.

13

13

В тот же вечер Артур прогуливался вприпляску вокруг своего дома, воображая, что медленно бредет через поле спелой ржи, и каждую минуту, сам не зная почему, разражаясь хохотом. Ему пришло в голову, что даже прослушивание выигранных пьес для волынки не испортит ему настроения. Было восемь часов, и он решил, что принудит себя, силком заставит прослушать всю пластинку — а потом уже позвонит Фенчерч. Возможно, вообще следует отложить звонок до завтра — это будет ход светского человека. Или до следующей недели.

Нет. Никаких хитростей. Девушка нужна ему, а на остальное ему наплевать. Она нужна ему решительно и бесповоротно, он обожает ее, он желает ее, он хочет проделать с ней вместе много всяких вещей и разделить с ней свою жизнь.

Он изумленно поймал себя на том, что кричит «Гип-гип-ура!» и, как дурак, несется вприпрыжку вокруг дома. Ее глаза, ее волосы, ее голос да вся она…

Артур остановился.

Он поставит пластинку с волынкой. А потом позвонит.

Или сначала позвонит.

Нет. Он сделает вот что. Он поставит пластинку с волынкой. Прослушает все пьесы до самого конца, до последнего стона раненой ведьмы. И только тогда позвонит. Именно в таком порядке. Да будет так.

Артур уже боялся дотрагиваться до предметов; ему казалось, что от его прикосновения они взорвутся.

Он взял в руки пластинку. Надо же, не взорвалась. Вытащил ее из конверта. Открыл проигрыватель, включил усилитель. Все осталось цело.

Опустив иглу на диск, глупо захихикал.

Уселся в кресло и торжественно прослушал «Шотландского солдата».

Прослушал «Чудотворное милосердие».