Находясь под впечатлением разговора с архивариусом, Алексей Сковородников решил не обращаться лишний раз к Амаду. Спросил лишь украдкой на ходу:

— Что это значит — последний караван?

— То, что заканчивается сезон паломничества, и к Создателю гонят последних. Тех, кто по какой-либо причине задержался в пути. Или… — Амад, поеживаясь, сошел не еле слышный шепот — не хотел идти по своей воле. Начинаются праздники урожая, свадьбы. Как я это упустил. В Лоскаве ведь выращивают только ранние овощи. У них праздники начинаются раньше… Но ничего. В любом случае обращаться с нами будут хорошо. Считай, что все неприятности закончились. Осталась одна, но непреодолимая, — Алтарь. Не понимаю, зачем тебе понадобилось идти к нему. Но коли ты послан…

Бормотание Амада сошло на нет как только они оказались в хижине, предназначенной для приема паломников. Их ждал вкусный горячий ужин — Алексей Сковородников, почуяв аппетитные запахи, понял, что проголодался. Впервые, как очутился в Консерве. Все кончается. Кончилась и его сытость.

Ранним утром их разбудили здравицы в честь Создателя. После скорого завтрака паломники были построены в колонну. Охранники, окружив ее, образовали из своих копий-ассагаев сплошную линию и весьма бодро надавили, поторапливая. Ни угроз, ни единого недоброжелательного взгляда, но тычки были решительны и довольно болезненны.

По бокам колонны образовались барабанщики, давшие неспешный темп. Кто-то затянул бодрую песню… впрочем какая это песня — монотонное повторение одного и того же музыкального оборота. И слова рефреном одни и те же.

Изредка слышались шутки. Но какие-то вымученные. Заезженные, видимо, набившие оскомину. Вызывающие разве что пародии улыбок. Пока строились, Алексей Сковородников вглядывался в лица паломников. У всех — как насильно натянутая благопристойная маска. Ни живых эмоций, ни мыслей. И не сборище людей, собирающихся куда-то идти со своей целью. И не стадо, влекомое на убой. Биомасса.

Они с Амадом замыкали цепочку паломников. Рядом с ними пристроился вчерашний бородач, изредка прощупывающий их настороженным взглядом. Вроде бы Боар его зовут, вспомнил Алексей Сковородников. Но сейчас не все ли равно, как кого величают?

Разговаривать под барабанный бой было несподручно, и почти всю дорогу они молчали. Идти было довольно легко. Ровная дорога, обозначенная высокими, густо посаженными деревьями и утоптанная тысячами ног, еле заметно спускалась вниз. Часа через два пути у обочины показались навесы. Объявили привал. Пение стало громче. Разнесли прохладительные напитки. Несколько раз хором пропели здравницы Создателю. Подремали минут пятнадцать, и снова в путь.