После Встряски нулевая пещера утратила идеальную невесомость, и хотя перемены были достаточно заметны, чтобы испортить результаты длительных измерений, здесь по-прежнему можно было проводить демонстрации простейших колебаний, не говоря уже о том, чтобы просто испытать радость, паря в воздухе, бросая разные предметы и наблюдая за их движением. Это место навевало воспоминания о Заке, но Рои не чувствовала грусти, видя, как две дюжины детишек купаются в его идеях прямо у нее на глазах.

– Если не торопишься, давай позже, – сказал Гул. – Сейчас мне больно.

Рои видела внутри него семенные пакеты, но решила, что они еще не созрели – настолько хорошо Гул скрывал свое недомогание. На этот раз она не испытывала ни малейшего желания отругать его за то, что он не смог избавиться от этого бремени, обратившись за помощью к кому-нибудь еще. Правда заключалась в том, что ей хотелось от него детей. Чем больше, тем лучше.

Она поразмыслила над этой непостижимой идеей. Почему? Он был хорошим учителем, но чтобы обучать ребенка, ни самому Гулу, ни Рои вовсе не обязательно было приходиться его родителями. Неужели она могла поддаться нелепой мысли о том, что их индивидуальные навыки каким-то образом просочились в их семена и яйца и, объединившись в их потомстве, наделили бы его исключительной способностью противостоять будущим неурядицам? Никто из здешних детишек не делился с ними премудростями пространственно-временной геометрии и шаблонной математики. Если ее дети действительно отличались от остальных, то почему она даже не могла отличить их в общей толпе?

Все это оставалось для нее загадкой, но Рои не хотелось искать ответы; сейчас ей даже не хватало сил, чтобы подолгу об этом размышлять. Если новое поколение было настолько одаренным, то отыскать причину оно сможет и само; ей же хватит и уверенности в том, что детишки выжили.

– Кое-кто дал мне машину, которая может обратить тьму в свет, – сказала она Гулу. – Приходи, когда дети уснут – я покажу тебе, как она работает.

Рои встретилась с Таном, и они приступили к подготовке расчетов, которые по задумке должны были привести их к истинной геометрии.

Хотя принцип Зака оставался их самым надежным ориентиром, было в нем кое-что любопытное. Он позволял вывести недостающие свойства пространственно-временной геометрии, если уже были известны некоторые из них, но не сообщал ничего конкретного, если вы начинали с чистого листа. Он не столько давал описание какого-то однозначно определенного, самодостаточного мира, сколько задавал общее направление, фильтр, допускавший множество вариантов. Прежде, чем его применять, нужно было отсеять большую часть необъятного разнообразия альтернатив, сократив поле поисков до обозримых масштабов.