Вот тебе раз, подумал Гонзо. Венчание репетируют. Ар-ригиналы!
Он уже открыл было рот, чтобы язвительно осведомиться, бывают ли репетиции первой брачной ночи, но шафер вдруг сам повернулся к нему вполоборота и, скашивая рот набок, торопливо зашептал:
– Кстати, свадебное платье никак не можем достать. Салон-то на ремонте! А у вас в Останкино нету платьев?
– В Останкино? У нас? – пробормотал Христофор, ощущая приближение новой ослепительной идеи. – Н-ну... если поискать...
– Да мы оплатим! Как положено, – внушал новый знакомый, приняв реакцию Гонзо за колебания, – только скажите, сколько и кому. А? Найдется? Нам ведь на денек только...
– Хорошо, – согласился, наконец, Христофор. – Подойдите ко мне после репетиции. Что-нибудь придумаем...
Он прикидывал, как бы поудобнее спуститься в зал, не привлекая к себе общего внимания. На сцене ему больше нечего было делать. Вот только найти ступени, ведущие в зал, никак не удавалось, а прыгать со сцены посреди репетиции казалось неудобным. Все же Христофор решил не особенно церемониться: что ни говори, а репетиция венчания еще не само венчание. Он бочком отошел от группы гостей и присел здесь же, на сцене, но с краю – на высоком стуле за маленьким не то пюпитром, не то пультом, не имевшим ни единой кнопки.
Итак, рассуждал Гонзо, поставим себя на место этого родственника. Свадьбу, по-видимому, будет снимать телевидение, а у невесты нет подвенечного платья. Где его искать? Разумеется, на телевидении и искать! Там этих платьев – пруд пруди... Родственник по ошибке обратился не к тому человеку. Значит, нужно эту ошибку исправить и обратиться к тому. Только вот к которому?
Христофор обвел взглядом всю немногочисленную публику, собравшуюся в зале и на сцене, и вдруг заметил, что из противоположной кулисы прямо к нему решительной походкой направляется человек. Гонзо принял было его за администратора, по сердцу прошел неприятный холодок, какой всегда появлялся у него при встрече с официальными лицами. Но в следующую секунду Христофор вспомнил, что находится здесь на самых законных основаниях, как доверенное лицо кандидата в предстоящих теледебатах. Он слегка приосанился, устремил на приближающегося человека взгляд, исполненный достоинства и сейчас же в изумлении выпучил глаза. Человек не был похож на администратора, зато легко мог сойти за беглого каторжника или сумасшедшего. Прежде всего он был бос. Перепоясанная шнурком рубаха, которую он носил навыпуск, имела широко разорванный ворот. Борода (ибо человек был бородат) всклокочена, как и вся прочая шевелюра. Глаза безумные. И наконец, в руке приближающийся сжимал огромный, иззубренный от частого использования топор. Христофор закоченел на своем стуле.