– Нельзя за стыдные места трогать. Ты, наверное, не знаешь, но от этого дети бывают.
– Не от этого, но бывают, – наполовину согласился старикан. – Только что в них плохого, в детях?
– Ничего, но мне пока рано.
– А когда не рано будет? – спросил Сотон, недоумевая: может, она и вправду ещё подросток?
– С тобой – всегда рано, – простодушно заявила она. – Мама меня учила: на свою колодку ищи в размер селёдку.
– Ничего не понимаю, – сказал юртаунец. – Если ты с мужиками жить не станешь, то род ваш прервётся. Всё и вымрете по-глупому. Вам рожать надобно.
– Не-а, не вымрем. Мы семьями живём.
– И мальчиков рожаете? – не поверил своим ушам Сотон.
– Ещё как рожаем.
– Да не может этого быть! Не бывает водяных мужиков! Кабы водились береговые, вы бы, поди, все реки-озёра давно переполнили!
В зоологии он понимал не больше Эсеге Малана и тоже путал амфибий с рыбами, хотя знал же не понаслышке: берегини икры не мечут, они – живородящие млекопитающие.
– Бывают береговые! – упрямо мотнула русыми водорослями сюллюкюн и ушла в глубину.
Сотон пересказал новопоселенцам разговор со странной берегиней. Те посмеялись, не поверили. Только отроки встревожились: вступая в пору юности, они были слишком робки, чтобы попросить у подружек, и от неуверенности в своих силах первые уроки по половому воспитанию получали чаще всего от любвеобильных водяных женщин. Взрослым и своих баб обычно хватало.
Вскоре выяснилось, что старый Сотон – человек опытный и зря слов на ветер не бросает. Сюллюкюны и вправду оказались холодными, мужиков не заманивали, хотя охотно вступали в разговоры и помогали загонять рыбу в сети. Но от половых контактов воздерживались, твердя, что в семье этого не одобрят. Вот просто порезвиться, поиграть в догонялки на отмелях, посоревноваться в прыжках в воду, покачаться на ветвях были всегда не прочь. Ещё любили копаться на кладбищах, мародёрствовали помаленьку. Людям это не нравилось, они пугали сюллюкюн, те с притворным ужасом разбегались, чтобы чуть позднее опять приняться за своё. Ещё обожали играть в кости, в бабки. Играли на золото. Мужики пожадней сперва купились на золото и выигрывали кучи золотого песка или самородков, потому что доверчивые берегини не подозревали о жульничестве, не понимали, что можно подменить кости. Но шулера быстро убедились, что золото берегинь – одна видимость. Полежит такое на солнце и вскоре обернётся кучей сухого мха.
Со лживым золотом разобрались куда быстрей, чем с береговыми. Если водяные мужики не водились в других местах, так откуда им взяться в холодных водах Тёмной? Завестись они могли только от сырости, но брехня раскрылась не сразу. Тайна береговых продержалась века лишь потому, что никого не волновала. Секрет продолжения рода северных двоякодышащих лемуриек людей не касался, куда насущней была тайна возникновения волн. Из слухов и пересказов с чужого голоса сам собой сложился скучный факт, что с мужиками сюллюкюны всё-таки спят, но отбирают любовников по каким-то непонятным признакам. А когда и принцип отбора прояснился, то оказался таким позорным, что попавшие в число избранных мужики принялись гонять подводных недоростков острогами, опасаясь огласки: его, справного мужика, за позорника держат!