– Куда исчезли бесколёсные? – никак не мог взять в толк не нюхавший цивилизации хан.

– Куда – я и сам не понимаю. В никуда канули. Потому что изобретатель не родился.

– Как «не родился»? А если он неродившийся, то почему – изобретатель? Как можно что-то придумать, коли ты и на свет белый не являлся?

– Сперва-то он родился, – непонятно объяснил Март, – изобрёл бесколёсный автомобиль. Сделали, поехали, а изобретатель возьми да и не родись. Выходит, что бесколёсных и в помине не было, а раз так, то пассажиры выпали на дорогу. И хорошо, что надели защитные воздушные мешки, а то бы сильно ударились и разбились насмерть.

– Погоди, Март. Было – не было, родился – не родился… Ничего не понимаю!

– А я, думаешь, понимаю всё? Или кто-нибудь другой понимает, кроме ютов? Про изобретателя бесколёсных экипажей я хотя бы знаю, что он то родился, то не родился, а про других и это неизвестно. Сегодня ты с ним договариваешься, а завтра узнаёшь, что его никогда на свете не было – не родился – или родился, да не он, а другой. И этот другой про ваш договор ничего не знает, тебя впервые видит.

У Гессера закружилась голова, и он затряс ею, словно хотел поставить мозги на место. А когда приятель объявил, что сейчас они свернут и поедут устраиваться на ночлег, то даже обрадовался передышке. За густой зелёной рощей они повернули коней и въехали во двор, плотно заставленный экипажами. Оставшееся пространство внутри забора занимали два дома – один высокий, многоэтажный, весь, казалось, собранный из стекла, а второй длинный деревянный, вроде казармы. Тынов направил коней к «казарме».

– Здесь и переночуем, – .объявил Март.

– А в большом стеклянном доме нельзя? – спросил Джору.

– Можно, но не будем. А то уснём на девятом этаже, а проснёмся на пятом, или в разных комнатах, или, того хуже, во сне провалимся в подвал! Нет, я предпочитаю дом из натурального дерева, дерево если уж выросло, то выросло, никто его не изобретал, и оно не исчезнет в любой момент. А если даже и исчезнет, то с первого этажа до земли лететь недалеко, сильно не расшибёшься.

Да что же это за мир, в конце-то концов? – с отчаянием думал Гессер. Всё-то в нём зыбко, ненадёжно, исчезает, меняется…

– И как юты от такой жизни с ума не посходили? – спросил он.

– Привыкли, наверное. Или сразу сумасшедшими родились, дальше уж сходить не с чего. Иначе бы давно войну бросили.

– Как это? – опешил хан. Сама мысль о том, что войну можно вот так взять и бросить, показалась ему нелепицей. – Это же война!

Март открыл дверь, и они вошли в небольшую комнату, где за столом сидел ют. Он приветливо улыбался вошедшим воителям: